Рассказы о жизни московских зданий и их обитателей

Богословский рассказывал: «Я всегда жил вне политики, никогда не водил дружбу с сильными мира сего. Творческая работа располагала к тому, что у меня никогда не было начальства. Я написал музыку более чем к пятидесяти фильмам. А если считать все песни, то их наберется несколько сотен. Чаще всего занимался тем, что мне интересно. При этом из-за своего дворянского происхождения (мой дедушка по материнской линии был камергером Его Императорского Величества) никогда не состоял ни в пионерах, ни в комсомольцах, ни тем более в партии. Да от меня, собственно, никто никогда и не требовал туда вступать. “Вдруг выкинет что-то? А нам потом отвечать?” – думали партийные боссы. Однако при всем при этом я хорошо зарабатывал. Благодаря кино и эстраде получал большие по сравнению с общей массой населения деньги. Однажды в ресторане я впервые увидел Фаину Раневскую. Она сидела с каким-то господином и смотрела в мою сторону, а потом указала на меня пальцем и рассмеялась. Я тогда был сильно озадачен. И когда через несколько лет благодаря съемкам познакомился с ней лично, напомнил ей этот эпизод. Оказалось, на вопрос своего спутника “Что вы будете на десерт?” она ответила: “Вон того мальчика”.

Фаина, конечно, была удивительная женщина. Одно время мы были соседями. Как-то я вышел из подъезда и увидел у заднего входа овощного магазина кучу пустых ящиков. На одном из них сидела Фаина. Я спросил: “Зачем ты здесь сидишь?” – “Гуляю. Это мой сад”. – И показывает на ящики. “Какой сад?” – “Вишневый”. – “Почему, собственно, вишневый?” – “Я же Раневская”. Вот такая старуха была. Часто по вечерам, когда ей было нечего делать, она приходила к нам в гости. Однажды я у нее спросил: “Фаин, а как твоя личная жизнь?” – “Она еще не совсем угасла. Иногда по ночам я слышу, как за стенкой занимаются любовью мои соседи”». Эпизод с Раневской относится к послевоенному периоду, когда они с Богословским стали соседями в высотном доме на Котельнической набережной.

В марте 1939 года в «Национале» Богословского встретила Маргарита Алигер: «Потом мы пошли с Кирсановым, который последнее время очень мил, в кафе “Националь”, сидели, пили кофе, и Кирсанов читал стихи, но пришел композитор Никита Богословский, хорошенькая пустельга, потом прилезли пьяные Алымов и режиссер Червяков, и стихи пришлось бросить читать. Просто болтали и трепались. Почему-то заговорили о крабах. Я вспомнила, что нынче видела живых крабов на витрине одного магазина у Грузин. Поехали за крабами. Кирсанов по дороге много читал очень хороших стихов из новой поэмы. Купили 8 огромных тихоокеанских крабов, свезли их в Клуб писателей, отдали варить». Крабов прекрасно готовили и в «Национале», но не в этот день.

Как-то в «Национале» Богословский сидел вместе со Светловым, а за соседним столиком оказался сверхпопулярный тогда певец и актер Марк Бернес. Богословский, ранее рассказавший Светлову, что Бернес любит его стихи, сказал: «Смотрите, Миша, какое совпадение. Бернес сидит за соседним столиком». – «Это вот тот крашеный блондин?» – спросил Светлов и подошел к Бернесу, который уже готовился дать поэту свой автограф. Но Светлов опередил его, пока Бернес нехотя вынимал из припасенной на всякий случай пачки одну из своих фотографий, поэт огорошил его: «Нет, вы меня не поняли. Это я хочу вам дать автограф!» И буквально всучил ему свою книгу, которую, как выяснилось, он носил с собою специально для такого случая.

Александр Вертинский

А бывало и так. Утром часов в девять Никите Богословскому звонил Александр Вертинский, живший на улице Горького, и предлагал: «Что делаешь? Пошли прогуляемся?» – «Пошли», – отвечал Богословский. Встречались они в «Национале», завтракали. Затем шли выпить кофе с коньячком в «Коктейль-холл», что работал в доме № 6 на улице Горького. Оттуда – обедать в «Метрополь». Заканчивалась прогулка за ужином в Доме актера. Вот такой любопытный маршрут. Можно себе представить, до какой кондиции доходили его участники к моменту возвращения домой. С годами вышло так, что слава ресторана «Националя» заслонила популярность самого отеля. Здесь устраивались шикарные банкеты, где обслуживали по первому классу, и всегда было вкусно (с 1917 по 1991 год включительно). Богема столовалась здесь с утра до вечера, завтракала, обедала, ужинала и просто пила кофе. Сын Марины Цветаевой Георгий Эфрон отметит в дневнике 30 июня 1940 года: «В кафе ”Националь”. Там симпатично и хорошие “Кофе Гласэ” и морс». Посещение «Националя» стало частью образа жизни, превратив его в модное место. Повара «Националя» готовили превосходные омлеты. Герой романа Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» Лимонов, принявшись жарить яичницу на электроплитке, говорил, «что он лучший специалист по омлетам в стране, – повар из ресторана “Националь” учился у него».

Михаил Булгаков