Рассказы, очерки, наброски, стихи (1885-1894)

— Вот одна из милых шуток жизни! — рассуждала редька. — Она создала дынную корку и мух, причем последних наделила страстью ко всему сладкому. Затем она бросила эту корку на дорогу, и вот мухи ели ее и умерли. Спрашивается: какой смысл создавать в одно и то же время корку и мух, для которых существование первой гибельно?

— Зачем создавать одной рукой, для того чтоб разрушать другой? Какая цель? Относясь к данному факту вполне разумно и беспристрастно, я не могу не прийти к заключению, что как он, этот факт, так и бесконечный ряд ему подобных, — нелепы и отвратительны. А засим я считаю себя вправе вывести отсюда заключение: деятельность природы — бесцельна! Зачем создавать меня, редьку, раз я рано или поздно, но необходимо буду съедена с квасом? Ясно — творчество природы есть не более как шелопайничанье.

— Прощайте, бедные мухи, прощайте вы, бесчисленные игрушки в руках судьбы! Я бы могла посоветовать вам не есть эту корку, но разве не всё равно — эта или другая, подобная ей!? Смерть — удел всего живого. Прощайте! Я иду в путь! Я иду снова в мой трудный, грандиозный путь, к великой цели разрешения загадок жизни и всего… Пошла ты прочь, скотина!

Это одна из мух вдруг с чего-то полезла ей в глаза. Она жужжала, летая вокруг редьки, и билась о ее лицо — отлетала ненадолго и потом снова с налета ударялась то в нос, то в щеку редьки и ныла, ныла о чем-то умоляюще-громко и надоедливо-тоскливо.

Кто знает? Может быть, эта жалкая муха, страдая расстройством желудка, принимала редьку за персону, кое-что смыслящую в медицине, и хотела испросить у нее совета. Это весьма вероятно, потому что редька имела очень солидную наружность и выглядела так, что можно было думать: вот кому известны тайны жизни и смерти! Во всяком случае самомнения в этой редьке хватило бы и на двух докторов — не больше, впрочем.

— Пошла ты прочь! — начинала гневаться редька. — Ты — ничтожество! Я говорю — прочь, ты надоела мне. А, ты не хочешь? Хорошо, ты выводишь меня из терпения, и, если тебе это нравится, я тебя щелкну. Я тебя щелкну, мразь! А, ты увернулась, уверрр…

Тут редька, уж окончательно разгневанная, схватила палку, валявшуюся на дороге, и размахивая ей в воздухе, побежала за мухой, а та, отчаянно жужжа, летела и ловко увертывалась от ударов. Но она пала — конец палки ударил ее и отбросил далеко мертвую.

— Ага! — удовлетворилась редька и пошла далее.

— Вот еще одно доказательство, подтверждающее мою мысль о невозможности уклонения от ударов судьбы и о всеобщности зла. Что сделала я, мирно путешествующая редька, этой мухе, целый час отравлявшей мне существование своей надоедливой песнью о чем-то, до чего мне совершенно нет дела? Ровно ничего! И вот она нарушает равновесие и строй моей внутренней жизни, заставляя меня испытывать чувства, которые не должны быть присущи существу мыслящему. Зачем, по какому праву? Никто и она сама не ответит на этот вопрос! Остается факт: я не могу существовать без того, чтоб моя личность не подвергалась насилию со стороны другого, которому это полезно или просто приятно. Вот к каким выводам приходишь, мысля здраво и ревностно наблюдая жизнь! — О жизнь, жизнь! Да зачем же ты? И еще: раз ничтожная муха может нарушить стройность процесса мышления, несколько минут кряду пища над моим ухом, разумно ли поступила природа, ставя мои психические функции в зависимость от окружающих меня условий? — Ответ ясен. Однако моя логика всё более развивается и крепнет. Прекрасно!

Так она рассуждала и шла далее.

— Вот цветут розы! Прекрасный вид! Их пышные бутоны дышат ароматом, я впиваю его полной грудью, я наслаждалась бы, если б не знала, что их сорвут, они завянут, — они будут прахом, как и всё, что есть. О розы, розы! Когда бы вы обладали способностью мыслить, вы не расцвели бы так пышно. Но я имею право сорвать одну из вас, ибо разве не всё равно, я или другой? Да, я сорву один пышный цветок — будь вы прокляты вместе с вашей гнусной вонью! Вот так боль! О, чёрт побери все розы и дураков, которые подходят к ним близко!

Это ей в живот воткнулся шип, что случилось потому, что она слишком близко подошла к кусту и, желая сорвать цветок, навалилась на этот куст.

— Вот прекрасное! Вот то, что выше всего в жизни, что выше жизни. Вот оно! Я созерцала его, но и в нем нашла подтверждение тому, что жизнь — это ряд миражей, иллюзий и что самое прекрасное в ней есть только ширма, которой прикрыта непременно какая ни то гнусность. Что сделал мой живот этому пошлому кусту? Ничего — и вот в нем торчит проклятый шип, который причиняет мне боль. Собственно говоря, я, конечно, могу заставить эту боль замолчать путем отвлечения моей мысли от нее — но, с другой стороны, для усовершенствования моего интеллекта мне необходимо исследовать и боль, чтобы знать, что она такое в сущности.