Мой проводник опасался не зря. Как только кончилась музыка, Курский сразу без перерыва начал читать текст. Не торопливо, но обстоятельно рассказывал он о положении на советско-германском фронте. Он говорил, что Красная Армия в 70 километрах от столицы Германии, войска Союзников продвигаются вглубь страны, что дальнейшее сопротивление бессмысленно. Курский обратился к немецким солдатам с призывом: «Кончайте с Гитлером, кончайте с войной, добровольно переходите на нашу сторону. Этим вы сохраните свою жизнь для Новой Германии, для Германии без Гитлера и фашистов».
Мы не успели добежать до окопа боевого охранения, как снова вспыхнула стрельба. Стреляли не только из винтовок, автоматов и пулемётов, но и из миномётов. Мины летели через наши головы и разрывались там, откуда доносились слова призыва. Добежав до окопа, мы свалились на головы сидевших в них бойцов.
– Товарищ сержант, вот переводчика привёл, – крича в ухо, доложил командиру мой попутчик.
В узком, но глубоком окопчике, рассчитанном на двух человек, сейчас размещалось четверо. И всё равно во время миномётного налёта он казался нам широким. Грохот разрывов бушевал несколько минут. Кончился также неожиданно, как и начался. Снова наступила тишина, но в ушах всё ещё непрерывно звенела высокая нота.
– Концерт по заявкам, – сказал сержант Зайцев, разгибая спину и стряхивая с себя комки земли.
– Где здесь немецкие окопы? – спросил я, выглядывая из-за бруствера.
– Тут не далеко. Вон темнеет бугорок, видишь? Так их траншея проходит перед этим бугорком. Я внимательно посмотрел в указанном направлении, и, откровенно говоря, не заметил ни бугорка, ни немецкой траншеи.
Курский снова начал читать. Ему удалось произнести буквально несколько слов, как снова затряслась земля, и всё потонуло в грохоте разрывов. Миномётный огонь был на этот раз особенно интенсивным – немцы хотели заставить замолчать агитатора.
После окончания налёта, в воздухе снова зазвучала музыка. Курский поставил немецкую трофейную пластинку. Певец просил прелестную Марию подарить свою божественную улыбку, напомнил ей о встрече в замке Луция, сравнивая её, то с лучезарным светом солнца, то с блеском далёкой звезды.
Эта популярная у немецких солдат песенка-танго прозвучала в полной тишине, не было сделано ни одного выстрела. Сержант Зайцев, толкнув меня в бок, тихо сказал:
– Слышишь, опять кричат!
Вытянув шею, я внимательно прислушался и на ветру уловил довольно разборчивые возгласы, доносившиеся со стороны немецких траншей.
– Что они кричат? – спросил Зайцев
– Они просят ещё раз включить эту пластинку, они танцуют.
– Вот черти.
Но вместо музыки Курский снова начал читать агитационный текст. Он читал его быстрее обычного, стараясь в короткий промежуток затишья сказать как можно больше.
И тут началось! Словно из рога изобилия с неба посыпались мины и снаряды. В начале обстрела голос диктора ещё прослушивался между разрывами, доносились отдельные слова и даже фразы, но потом он потонул в море грохота, свиста и гула. Осколки снарядов проносились мимо, с диким воем врезались в землю. Мы прижались к самому дну окопа, сбились в один живой комок и каждый из нас думал и надеялся, что снаряд пролетит мимо. Вдруг среди этого адского хаоса раздался мощный гулкий удар, земля вздрогнула и закачалась. Это била тяжёлая артиллерия с левого берега Одера. Заговорила и наша артиллерия, а это всегда наполняет радостью сердца солдат. Наши артиллеристы били не только по переднему краю противника, но и по целям в глубине обороны – по миномётным и артиллерийским позициям, по штабам и перекрёсткам дорог. Дуэль длилась почти всю ночь, она то затихала, то вспыхивала с новой силой. Выбрав момент, мы с шустрым солдатиком выскочили из окопа и побежали к своей траншее. От прямого попадания во многих местах она была разрушена. Наши солдаты лопатами восстанавливали завалы и мы с трудом протискивались через них.
В блиндаже толпилось много народу. Здесь каждый разрыв тяжёлого снаряда отмечался тем, что сверху за шиворот высыпалась большая порция песка.
– А где же агитаторы? – спросил я у капитана Тараненко, заметив, что у выключенной аппаратуры не было никого.
– Ушли снимать громкоговоритель, – ответил капитан.
Вскоре в сопровождении разведчиков в блиндаж ввалились Курский и Богатиков. Богатиков попросил присутствующих посторониться и бросил динамик на пол. Но что это? Динамик был изуродован до неузнаваемости. Он был изрешечён пулями и осколками, а его раструб напоминал ромашку, с торчащими в разные стороны металлическими лепестками.
– Конец, нам здесь больше делать нечего! – сказал он и начал упаковывать аппаратуру.
Динамик, конечно, пришлось тащить опять мне. В чехол его засунуть не удалось, гильзой от артиллерийского снаряда я пригнул торчащие лепестки, завернул его в чехол и обмотал куском провода. Понёс я его на руках, как младенца.
Восточный край неба уже стал светлеть. Артиллерийская дуэль хотя и ослабла, но продолжалась. В небо продолжали взлетать осветительные ракеты. Прощание было коротким и не весёлым.