Он признался мне в том, что задача не из легких, потому что эта штука эксплуатируется уже не одним поколением и должна уже походить на практически выработанную шахту. Но если убийство, о котором он говорил, можно было бы придумать, то это принесло бы ему уйму денег. Боюсь, я с самого начала сам его подзадоривал. Я посоветовал прочитать парочку хороших книг, чтобы понять, в каком стиле он будет писать, и быть готовым начать, как только идея придет ему в голову, потом я сказал, что уверен, что идея его обязательно однажды осенит, если он начнет ее обдумывать. По сути, я проявил большую уверенность в успехе, нежели он, так как почувствовал, что он нуждается в одобрении. Сейчас я об этом сожалею.
И он безмолвно уставился на огонь, словно его рассказ окончен.
— Почему вы сожалеете? — спросил я Индрама. Он словно очнулся от дум, которым возможно, предавался, глядя в огонь, и продолжил.
— Однажды он сказал мне, что его осенила идея, сюжет, который он проработал в мельчайших подробностях — нераскрываемое убийство. Он говорил это так убежденно, что я ему поверил. Всегда можно распознать, если человек придумал что-то стоящее. Не знаю, как. Но понять можно. И я был уверен, что Татеру это удалось. Так что я дал ему ряд незначительных рекомендаций, как не испортить хороший замысел. Потому что я верил в него и верил, что дело пахнет деньгами. О, я посоветовал ему сущую безделицу. Не злоупотреблять прилагательными, не упоминать о своем желудке, потому что это никому не интересно. Многие начинающие писатели рассказывают нам, как у них засосало под ложечкой. Еще я посоветовал ему кое-что на тему пунктуации. Не как ее использовать, это его дело, но главное — не разрешать никому другому испещрить свою историю большим количеством запятых, чем это сделал он сам. Еще я рассказал ему о дефисах. Мелочи. Но более всего я призывал его выжать все из посетившей его идеи, какой бы она ни была. Он даже еще не решил, должен ли быть герой его книги, как обычно в детективных романах, собственно детективом.
Будучи уверенным в том, что тайна задуманного им убийства не может быть раскрыта, он понимал, что все будет загублено, если она будет вычислена каким-то детективом, и по этой причине намеревался сделать героем убийцу. Тогда это будет гангстерской историей, сказал я ему, и решил его отговорить, и он сказал, что последует моим рекомендациям. Но на самом деле люди не принимают чужие советы во внимание. Прошло несколько дней, и мы вновь увиделись, и я спросил его, как продвигается его детективная история, и он сказал, что пока еще не приступал. Я тогда еще об этом не беспокоился, не видя причин, по которым ему надо было бы поспешить, и прошло еще несколько недель, прежде чем мы увиделись опять. На этот раз я подумал, что он уже изрядно продвинулся со своим романом, ибо он был им так поглощен, помимо того, что он остро нуждался в деньгах, как и большинство людей в наши тяжелые времена, а особенно — канцлер казначейства. Но нет, Татер еще не приступил. Почему, спросил я. Он пытался уйти от ответа. Я вновь увидел его, через несколько дней, и опять спросил. Ибо я был озадачен. Он казался мне человеком, напавшим на золотую жилу, которую может без труда разработать. «Почему вы не приступили?» — спросил я Татера. И тут он пробормотал слова, думается мне, содержащие ключ ко всей этой истории. «Идея слишком хороша, чтобы потратить ее впустую», — сказал он.
— Я спросил его, что он имеет в виду, и получил массу разных объяснений, слишком много объяснений, и все они не стоили выеденного яйца. По сути, он пытался заболтать меня. И чем больше он доказывал, что ничего особенно не имел в виду, тем больше я понимал, что он как раз что-то имел в виду.
— Не хотите ли вы сказать, что… — начал я.
— Как раз хочу, — сказал он. — Он собирался использовать идею. Он собирался воплотить эту идею на практике. Не сразу. Я это выяснил. И не против конкретного человека, потому что злобы в нем не было. Но он не хотел пустить на ветер эту идею, идею нераскрываемого убийства, в чем бы она ни заключалась. Он собирался попридержать ее. Поэтому пока ею не воспользовался. И у меня было такое ощущение, что в один прекрасный день он ее воплотит. Вот почему я говорю — надо держать его подальше от политики. Есть масса вещей, которые вдохновляют людей, но они не все равновелики, разный в них соблазн. А вы посмотрите на преступления, которые совершаются во многих странах во имя политики. Наибольшее количество, и наихудших. Так что держите его подальше, если у вас получится, иначе, я уверен, он воплотит свою идею. Не знаю, раскрываемое ли это преступление или нераскрываемое, так как не знаю, что конкретно задумано, но я убежден, что это нечто крайне изощренное. И в любом случае он убежден, что раскрыть его преступление нельзя, а это означает, что он чувствует себя в полной безопасности и, будучи хорошо подготовленным, однажды он его совершит. Делайте все, что в ваших силах.