— Я как раз к этому подхожу, — сказал Рипли. — Он и это предусмотрел. В саду у мистера Джессена была лестница, и Брикс ею воспользовался. По крайней мере, так мы предполагаем. Он принес с собой свинцовую пластинку, вырезал кусок точно по ширине молниеотвода и покрасил под цвет меди. Если глядеть на нее снизу, она выглядела совершенно как медь. И сделано это было очень аккуратно, кабы не одна безделица.
Никто вообще ничего не заметил. И молниеотвод все эта годы был не заземлен, а присоединялся к железной кровати мистера Джессена. А потом однажды ночью ударила молния, которую Брикс так ждал, и убила Джессена, и в комнате начался пожар, и его потушила горничная Джессена при помощи того же Брикса, который примчался туда на велосипеде. Для него это был шанс убрать тот медный кончик, если вдруг после пожара он стал заметен на сгоревшей панели. Но он не смог воспользоваться стремянкой, потому что очень быстро там собралась толпа, помогавшая тушить пожар. И все же в глаза ничего не бросалось, и никто ничего и не заметил. Зато я заметил, какое у него было лицо, — в нем отражалось все. И я понял, что это сделал он. И это мне сильно помогло. Так как я сразу же начал соображать, каким образом можно спровоцировать удар молнии. И первое, что мне пришло в голову — что идея о том, что человек может вызвать удар молнией, она не такая уж безумная, потому что люди же устанавливают молниеотводы, чтобы до какой-то степени контролировать молнию. И тут я понял замысел Брикса. Понял я это внезапно, сидя у себя дома. Я все еще не решался доложить об этом начальству, ведь не было фактов, не было даже мотива. Очевидно, что мотивом его была простая злоба, и кроме этого, мне ничего в голову не приходило. Однако нельзя же на суде в качестве доказательства предъявить чьи-то злобные мысли. И я провел свое расследование и обнаружил, что молниеотвод был переделан. После этого я доложил куда следует, потому что с этим надо было что-то делать. Но осудить Брикса было пока делом сложным, не говоря уже об обвинении.
— И затем как-то раз отправился я в картинную галерею. Забавно, каким образом нас посещают свежие идеи. Я заметил, что большинство художников подписывают свои картины. И задумался, что было бы, если бы Брикс подписал свое, так сказать, произведение. А ведь он-таки его подписал: его подпись скрывалась в краске медного цвета, покрывавшей свинцовую пластинку.
— Его подпись? — удивился я.
— Даже лучше, — сказал старый сыщик. — Отпечаток пальца. Такое не подделаешь. Впрочем, это не слишком мне помогло. Отпечаток пальца трехлетней давности, который на влажной краске мог оставить кто угодно. Тем не менее, это сыграло свою роль. Поскольку я был абсолютно уверен, что это дело рук Брикса, мне всего-то и нужно было снять отпечаток его большого пальца.
— Как же вы это сделали? — спросил я.
— Ну, знаете ли, у нас есть свои способы, — сказал старый детектив. — В итоге у меня их была целая дюжина. И в результате мы его повесили.
Старый Рипли склонился к своим кентерберийским колокольчикам, а я продолжил свою прогулку.
УБИЙСТВО В НЕЗЕРБИ-ГАРДЕНС
Однажды, по пути из Ист-Энда в Блэкфрайрс,{76} где я собирался сесть на поезд, выдалось у меня полчаса свободного времени, как раз я проходил мимо Иннер-Темпла,{77} и решил заглянуть к Чарлзу Стентеру. Те, кто учился с ним вместе во «Всех Ангелах»,{78} вряд ли хорошо его помнят. Он был таким молчаливым, как будто копил силы, позволившие ему впоследствии так прославиться на поприще адвокатуры, в то время как прочие растрачивали свои таланты и, блеснув, как метеоры, как некие мимолетные искры, канули затем во тьму. Воскрешая в памяти те забытые имена, я вспоминаю блестящую компанию. Не спрашивайте меня, кем они были, потому что миру они не известны. И все же я уверен, они были великолепны. Во-первых, они обладали молодостью, а некоторые — и прочими достоинствами. В общем, мало о ком из них сейчас можно что-либо услыхать, и среди этой когда-то великолепной компании Чарлз Стентер казался неприметным. Это сейчас он сделал карьеру настолько блестящую, что не могу припомнить ни одного проигранного им дела. А дела у него были трудные, многие из них с убийствами. Я бы сказал, с сомнительными убийствами.
Итак, надумал я повидаться с ним, позвонил в звонок, горничная проводила меня внутрь, и вот я увидел Чарлза Стентера в кресле у камина. Он встал и радушно меня приветствовал.
Вначале мы поговорили о добрых старых временах во «Всех Ангелах», о ярком сиянии многих пропавших втуне амбиций. А потом я сказал:
— Думаю, у тебя масса интересных дел.