Расследование убийства Российской Императорской семьи. Избранные главы

«Коровиченко конфисковал бумаги, которые счел необходимыми, и передал их Керенскому или Переверзеву (Павел Николаевич Переверзев заменил Керенского в министерстве юстиции). Позднее он сказал мне, что они думали найти там документы, способные уличить государей в измене в пользу Германии, в измене, о которой хором кричали газеты. Но они ничего не обнаружили. При этом они наткнулись на шифрованную телеграмму, которую с огромным трудом им удалось расшифровать. В ней Император обращался к Императрице: «Крепко обнимаю тебя; чувствую себя хорошо».

Показания Гиббса:

«В Тобольске Император мне несколько раз рассказывал про Керенского. Он мне говорил, что тот очень нервничал, когда бывал с ним. Его нервозность однажды дошла до того, что он схватил со стола нож из слоновой кости для разрезания бумаги и так стал его вертеть, что Император побоялся, что он его сломает, и он забрал нож из его рук. Император мне рассказывал, что Керенский думал, что он хочет заключить сепаратный договор с Германией. Император это отрицал, а Керенский сердился и нервничал. Производил ли Керенский обыск у Императора, я не знаю. Но Император говорил мне, что Керенский думал, что у него имеются бумаги, которые доказывают его желание заключить мир с Германией. Я знал Императора, и я понимал и видел, что в душе он презирал Керенского за то, что тот смеет так думать».

Вот так обстоят дела, согласно показаниям тех, кто наблюдал за отношениями Керенского и государей. Сам же Керенский по этому вопросу дал такие показания: «Я заявляю, что с того момента, как Император отдал себя и свою семью под покровительство Временного правительства, я считал долгом чести перед Временным правительством обеспечить неприкосновенность Императорской семьи и гарантировать ей полное вежливости обращение».

Казалось бы, можно считать вопрос решенным и истину найденной. И я бы охотно пришел к этому выводу, если бы не существовало двух фактов, ставших известными судье-следователю.

Как мы видели выше, специальная инструкция определяла режим содержания узников. Она была составлена лично Керенским. Несмотря на все мои усилия, я не смог найти ее экземпляр. Однако 8 сентября 1918 года в Екатеринбурге товарищ прокурора Н.И.Остроумов, руководивший расследованием по убийству Императорской семьи, произвел обыск в доме, в котором помещался Уральский областной совет, и куда после отъезда государей были доставлены некоторые вещи, им принадлежавшие. Среди них он нашел обрывки машинописного текста. Это и была инструкция, составленная Керенским.

Согласно содержанию этих обрывков, можно понять, что Керенский вдавался в совершенно излишние подробности, указывая даже на блюда, какие могли есть Император и члены его семьи.

Это первый факт, который я могу противопоставить показаниям свидетелей, в частности, показаниям самого Керенского. Я считаю правильным огласить тут в плане рекомендаций Керенского следующий факт: 7 августа 1918 года в Екатеринбурге полицейские, которым были поручены поиски в связи с убийством Императорской семьи, провели обыск в квартире одного из охранников в доме Ипатьева, ставшем тюрьмой для государей – в доме Леонида Васильевича Лабушева. Там они нашли военные шаровары Императора, принесенные туда Лабушевым, как это удалось установить, и опознанные камердинером Чемодуровым, присутствовавшим при обыске. Согласно протоколу, они были залатаны, плюс в левом кармане, на материи, находилась надпись-пометка, гласившая, что они изготовлены 4 августа 1900 года и починены 8 октября 1916 года.

Камердинер Волков, много лет знавший Императора и его личную жизнь, обучавший его военному делу, показывает: «Его одежда была часто чинена. Он не любил мотовства и роскоши. Штатские костюмы шли у него еще с времен жениховства».

Второй факт, который судья-следователь просто обязан противопоставить показаниям свидетелей и самого Керенского, заключается в следующем:

Я упоминал выше имя Маргариты Сергеевны Хитрово. Эта молодая девушка, далекая от всякой политики, по-настоящему боготворила Императорскую семью, и в особенности Ольгу Николаевну.

Ее любовь к Императорской семье не ведала страха. Даже при большевиках, в письме от 30 мая 1918 года, которым я располагаю, она писала Императрице в Екатеринбург: «Получите, Ваше Величество, от вашей Риты, любящей вас любовью глубокой и безграничной, ее теплые поздравления с вашим праздником, и позвольте ей мысленно и издалека поцеловать руку нашей великой мученице».

Все письма, которые она присылала в Царское Село, вскрывались Кобылинским и Коровиченко, «оком» Керенского (этот последний не мог не знать про ее детское обожание Императорской семьи). Как только она узнала, что царскую семью увезли в Тобольск, она сейчас же последовала за ней. А Керенский, как только узнал об отъезде Хитрово, отправил в Тобольск прокурору телеграмму следующего содержания:

«Тобольск, прокурору суда. Вне очереди: