Расследования Берковича - 3

— Странное? — задумался Шилон. — Ну… В тот момент все мне казалось не просто странным, а ужасным… Руки, которые душили… Часы тикали очень громко, но я подумал, что у меня в ушах отдает от испуга… И какой-то еще шум был в ушах — тоже, видимо, от страха.

— Да не от страха, — хмыкнул Беркович. — Инспектор, — обратился он к Хутиэли, — нельзя ли прервать допрос на час-другой? Я хотел бы ознакомиться с кое-какими уликами на месте…

— Пожалуйста, — пожал плечами инспектор и приказал увести задержанного.

— Если ты собрался в «Пейзаж», то я тебе не попутчик, — предупредил Хутиэли, когда Шилона увели. — У меня еще два допроса, правда, не по этому делу…

— Ничего, я сам, — сказал Беркович. — Хочу только изъять вещественное доказательство.

Вернулся он через час и опустился в свое кресло совершенно обессиленный. Теперь уже не только горло болело, но и спина, а в голове стучали молотки. И все-таки Беркович был доволен.

— Вот этот приемник, — сказал он инспектору. — Лежал, как вы и сказали, в изголовье постели. Я проверил: он настроен на волну одной арабской станции, она обычно передает музыку…

— Ну и что? — спросил Хутиэли. — При чем здесь арабская станция?

— Она начинает работу в восемь. Должно быть, Бехман любил восточную музыку, и приемник был постоянно настроен на эту волну. Так вот, незадолго до восьми станция начинает передавать сигналы метронома. Тиканье часов. Шилон сказал, что тикало очень громко, и еще у него шумело в ушах. Это не от страха, просто он слышал несущую волну. Видите ли, инспектор, убийца включил приемник, чтобы заглушить стоны жертвы. Может, он думал, что будет музыка или что-то громкое. Но до восьми оставалось несколько минут, и станция передавала только звук метронома. Так что этот Шилон не врал…

— Допустим, — нахмурился Хутиэли. — Ты хочешь сказать, что расследование нужно начинать с начала?

— Нет, зачем же? — криво усмехнулся Беркович и поморщился от нового приступа боли. — Я узнал кое-что… Хозяин «Пейзажа» имел какие-то дела с Бехманом. Говорят, что кто-то там кого-то крупно наколол… Если вы это проверите, инспектор, то наверняка найдете и мотив, и возможность… Извините, я, пожалуй, поеду домой. Что-то я совсем расклеился…

— Поезжай, — кивнул Хутиэли. — Послушай, — крикнул он, когда Беркович уже закрывал за собой дверь, — ты что, тоже любишь восточную музыку?

— Нет, — покачал головой Беркович. — Но мне очень нравится бродить по эфиру. Иногда это бывает полезно для дела…

Запертое окно

— Я подал рапорт о твоем повышении, — сказал инспектор Хутиэли. — Не думаю, что это подействует, у наших кадровиков свои представления об очередности, знаешь ли. Но я просто хотел… м-м…

— Вы хотели выразить свое отношение к моим способностям, — усмехнулся Беркович, — и не нашли для этого иного способа.

— Вот! — воскликнул инспектор. — Это я тоже отметил. Я написал: «Сержант Беркович обладает одним существенным недостатком, который способен свести на нет все его многочисленные достоинства».

— Любопытно, — протянул сержант, — о каком из моих недостатков речь? Наташа вчера вечером насчитала не один, а десяток.

— Она пристрастна, — заявил Хутиэли, — а я объективен. Ты немного хвастлив, вот в чем беда.

— Я хвастлив? — удивился Беркович. — Знаете, инспектор, среди десятка моих минусов, о которых говорила Наташа, хвастовство упомянуто не было.

— Она еще плохо тебя знает, — сказал инспектор. — Вот когда вы наконец поженитесь… Кстати, сержант, ты в конце концов женишься или нет?

— Непременно, — кивнул Беркович. — Мы еще не решили: делать хупу или съездить на Кипр. Не то, чтобы я был против еврейской традиции, но просто…

— Просто ты не любишь, когда тебе что-то навязывают, даже если это всего лишь брачная церемония. Вот почему ты не получил в прошлом месяце повышения, которого заслуживаешь. «Слишком независим, — сказали мне в кадрах, — пусть жизнь его обломает немного».

— Нормально, — буркнул Беркович. — Всем хочется меня обломать — кадровикам, преступникам, Наташе… И вам тоже. Когда я веду расследование, все время приходится думать: а что скажет по этому поводу инспектор?

— Тебя это нервирует? — хмыкнул Хутиэли. — Ну хорошо. Следующее расследование проведешь сам от начала до конца, я пальцем о палец не ударю. Если завалишь дело, будешь сам и отвечать. Но тогда о повышении придется забыть надолго.

— Согласен, — быстро сказал Беркович.

И будто для того, чтобы поставить точку в разговоре, зазвонил телефон.

— Инспектор Хутиэли? — послышался голос дежурного Михаэля Бирмана.

— Отсутствует, — быстро сказал Беркович. — Я за него. Сержант Беркович.

— А, сержант! Самоубийство на улице Соколов. Патрульная машина ждет на выезде. С вами поедет эксперт-криминалист Хан.

— Я знаю этот дом, — сказал эксперт по дороге. — И погибшего знал. Странная личность. Денег куры не клюют, а жил на первом этаже семиэтажного дома в трехкомнатной квартире, которую купил лет двадцать назад. Давно мог построить себе виллу в Герцлии. Ваксберг его фамилия.