Расследования Берковича - 3

Дом, о котором говорил Хан, оказался серой коробкой, окна квартиры Ваксберга выходили в небольшой сад, отделенный от тротуара невысоким забором. Окна в салоне были распахнуты настежь, в садике дежурил полицейский. Беркович с Ханом вошли в квартиру, и сержант поморщился.

— Чем пахнет? — сказал он. — Похоже, что на кухне пропускает газ.

Патрульный полицейский, первым приехавший по вызову, подтвердил:

— Да, это газ, он еще не вполне выветрился.

Тело погибшего полулежало в большом кресле за широким письменным столом. Голова была опущена на стол, будто человек спал. Все в этой квартире выглядело старым — не антикварным, а именно старым, даже ветхим: и шкафы с книгами, и стол, и кресло.

Хан склонился над трупом, а Беркович осмотрел комнату. Здесь были два высоких окна с распахивающимися рамами — старая конструкция, которую можно было найти разве что в таких старых домах. Обе рамы были распахнуты, и на них видны были клочья приклеенных бумажных лент.

Два человека стояли в стороне, у книжного шкафа: молодой человек с нервыми чертами лица, второй — постарше, выглядевший так, будто его только что подняли с постели.

— Моти был моим братом, — хриплым голосом сказал старший, отвечая на вопрос Берковича. — Мое имя Хаим Ваксберг. А это, — Хаим кивнул на молодого человека, — мой сын Илан. Мы… Час назад мы приехали к Моти, чтобы поговорить о завещании. Поставили машину за углом, позвонили, но никто не ответил. Мы не удивились, так бывало, Моти ведь жил один. Илан пошел в сад, чтобы посмотреть в окно салона, и увидел…

Беркович перевел вопросительный взгляд на молодого человека.

— Я увидел дядю в кресле, он спал… — произнес Илан, выходя из ступора. — Я постучал в окно, но он не проснулся… Я вернулся к отцу…

— И я взломал дверь, — сказал Хаим Ваксберг. — А что оставалось делать? Когда мы вошли в квартиру, то чуть не задохнулись от запаха газа. В этих старых квартирах салоны не такие, как сейчас… Илан бросился на кухню, но газовая плита была выключена. А я стал колотить в дверь салона, она была заперта изнутри. Моти не отвечал, и я взломал эту дверь тоже.

«Похоже, — подумал Беркович, — отец гораздо энергичнее сына. Тот какой-то тюфяк»…

— Мы вдвоем ворвались в салон, — продолжал Хаим, — и поняли, что не проживем и минуты, кислорода здесь не было вообще. Мы бросились к окнам и распахнули их настежь, тогда стало можно дышать. Я увидел… В общем, Моти был мертв. Задохнулся. Здесь, в салоне, у него была небольшая газовая плита, он нагревал себе чай, вот, видите, в углу?

Действительно, за книжным шкафом помещалась старая двухкомфорная плита, на которой стоял такой же старый чайник, весь в следах копоти.

— Газ еще шел, — сказал Хаим, — и я перекрыл вентиль. А потом мы вызвали полицию.

— Самоубийство, — сказал эксперт Хан, подойдя к сержанту. — В квартире, кроме Моти Ваксберга, никого не было. Двери в прихожей и салоне заперты изнутри. Окна тоже были заперты, да они, похоже, вообще не открывались, видите, заклеены бумажной лентой?

— Моти боялся свежего воздуха, — пробормотал Хаим, — он даже летом зажигал здесь газ, говорил, что ему холодно. Когда я сюда приходил, то не выдерживал больше получаса… Да, окна действительно были заклеены, мы с Иланом отодрали бумагу, когда распахивали рамы…

— Понятно, — протянул Беркович. — Двери и окна заперты, в квартире только хозяин. Он пускает газ и садится за стол…

— Я и говорю — самоубийство, — пожал плечами эксперт.

— На теле нет следов насилия?

— Небольшой кровоподтек на подбородке. Похоже, покойный ударился подбородком о стол, когда потерял сознание от газа. Больше ничего.

— Ясно, — сказал Беркович. — У него были причины покончить с собой?

— Нет, — покачал головой Хаим Ваксберг. — Во всяком случае, мне об этом ничего не известно.

Илан издал горлом странный булькающий звук, прокашлялся и сказал:

— Завещание. Дядя хотел изменить завещание…

— При чем здесь завещание? — раздраженно сказал его отец. — Да, у Моти было завещание, по которому он все оставлял Меиру, это наш третий брат, они всегда были дружны, а мы с Моти одно время не общались, вот он и… Но недавно в семье наступил мир, и Моти сказал на прошлой неделе, что перепишет завещание, чтобы разделить деньги поровну между Меиром и мной. Меир, понимаете ли, очень болен… Впрочем, это неважно. Мы с Иланом приехали сегодня, чтобы обсудить кое-какие детали… При чем здесь завещание?

— Ну… — сказал Беркович. — При том, что теперь половина отойдет к Меиру, верно? Большие деньги, если не секрет?

— Полтора миллиона шекелей, — сказал Хаим Ваксберг, а Илан шумно вздохнул.

Беркович присвистнул.

— Да, — сказал он сочувствующе, — могу представить ваше настроение.

— У меня умер брат, а вы!..

— Да-да, извините, — быстро сказал Беркович. — Я просто пытаюсь сообразить… Значит, финансовой проблемы у брата не было?

— Нет, — отрезал Хаим.

— Почему еще он мог покончить с собой? Женщины? Вряд ли, в таком возрасте…

— Он мог не обратить внимания на то, что газ перестал гореть, но продолжал поступать, — предположил Илан. — А потом потерял сознание…

— Так и не почувствовав запаха газа? — усомнился Беркович.