Рассуждение о добровольном рабстве

Та же мрачная картина наблюдалась и в правление его преемника, Генриха II (1547—1559), ознаменовавшего свой приход к власти учреждением особого чрезвычайного трибунала — пресловутой «Огненной палаты» («Chambre ardente») для расправы с «еретиками», — широкая рубрика, под которую легко было подвести все неблагонадежные элементы[114]. В 1548 г. последовало вызванное введением новых налогов (в частности, нового налога на соль) мощное восстание в Бордо, подавленное правительством с исключительной жестокостью. И вот это время, освещенное зловещим заревом костров и отмеченное вспыхивавшими то тут, то там народными движениями, и было той действительностью, которая окружала Ла Боэси с первых же шагов его сознательной жизни. Эта реальность, непрерывно стоявшая перед умственным взором Ла Боэси, и перешла на страницы его трактата. Преждевременно созревший Ла Боэси был чуток к общественным бедствиям; политический темперамент обнаружился в нем очень рано. «В его трактате „Рассуждение о добровольном рабстве“, — справедливо отмечал русский исследователь Иван Васильевич Лучицкий, — выразилось все то недовольство, которое накопилось в течение полувека против власти, так бесцеремонно начавшей обращаться с правами и вольностями народов и все сильнее и сильнее душившей народ»[115].

Французский историк XVI века де Ту (1553—1617), подводя в своей «Всемирной истории» итоги восстания в Бордо, пришел к следующему выводу. Восстание это, по мысли де Ту, еще раз показало, что «у королей длинные руки», т. е. что они достигают своих целей с помощью целой иерархии лиц, тесно связанных между собой, подобно множеству звеньев одной общей цепи. «Этьен де Ла Боэси из Сарла, — писал вслед за этим де Ту, — ставший впоследствии украшением бордоского парламента и уже тогда, будучи юношей, едва достигшим 19 лет, обнаруживший преждевременную зрелость суждения, воспользовался этими волнениями, чтобы углубить это размышление в небольшом сочинении под названием „Contr’Un, или О добровольном рабстве“».

Де Ту тем самым подтверждал, что «идеи, развитые Ла Боэси в «Рассуждении о добровольном рабстве», были связаны с окружавшей его политической действительностью и что, в частности, на опыте бордоского восстания Ла Боэси имел возможность лишний раз убедиться в том, что короли сильны не сами по себе, а потому, что они стоят во главе организованной пирамиды власть имущих. Между тем приведенное мнение де Ту часто толковалось неправильно: де Ту приписывали утверждение, будто «Рассуждение о добровольном рабстве» обязано своим появлением на свет именно бордоскому восстанию. У де Ту, как мы видели, такого утверждения нет.

Однако независимо от того, какое конкретное событие из жизни тогдашней Франции дало Ла Боэси повод к написанию его трактата, ясно, что толчок к написанию «Рассуждения о добровольном рабстве» исходил из его жгучей современности. При этом цель Ла Боэси состояла не в обличении того или иного отдельного акта деспотизма, а в обличении всей системы обострявшегося гнета французского абсолютизма в целом, гнета, совершавшегося в обстановке первоначального накопления во Франции и сопровождавшегося и здесь для народных масс всеми теми бедствиями, история которых, по словам Маркса, «вписана в летописи человечества пламенеющим языком меча и огня»[116].