Рассуждение о добровольном рабстве

Ведь основное внимание Ла Боэси при разоблачении деспотизма направлено на то, что деспотизм пользуется противоречиями между различными общественными группами, чтобы закабалять одних людей посредством других, что он эксплуатирует темноту, невежество простого народа, используя его предрассудки, что он действует на массы не только обманом, но и религиозным дурманом, что он развращает народ, пытаясь добиться власти над умами. Но именно эта цепь рассуждений Ла Боэси свидетельствует о том, что в его трактате совсем другая устремленность, совсем иной акцент, чем в политических писаниях боровшихся против растущего абсолютизма представителей феодального дворянства, отодвигаемого абсолютизмом на задний план. Это же подтверждает и другой замечательный тезис Ла Боэси, что, будучи рабом, человек не знает и отечества. Героем человека делает не рабство, а защита своей свободы. «Пусть поставят, — говорится в „Рассуждении“, — на одной стороне пятьдесят тысяч вооруженных людей и столько же на другой; пусть выстроят их в боевой порядок; пусть они сойдутся и начнут биться друг с другом: одни — свободные и борющиеся за свою свободу, другие — за то, чтобы ее у них отнять. Какой стороне можно предсказывать победу? Кто из них, думаете вы, с большей отвагой пойдет в бой? Те ли, которые в награду за свои усилия надеются сохранить свою свободу, или те, которые не могут ждать за нанесенные и принятые на себя удары никакого другого вознаграждения, кроме порабощения других?»

Вся эта связная цепь аргументов у Ла Боэси говорит о том, что мы имеем дело с произведением, в котором отразились первые проблески политической мысли, отвечавшей интересам и потребностям нового класса — интересам буржуазии в пору ее борьбы против феодально-абсолютистского порядка. Но это были покамест только прозрения, короткие идеи, которые предстояло продолжить, наполнить конкретным содержанием. Именно поэтому «Рассуждению о добровольном рабстве» суждено было жить в веках.

Ф. Коган-Бернштейн.

ЛЕВ НИКОЛАЕВИЧ ТОЛСТОЙ И ЛА БОЭСИ

Крупнейший знаток русской жизни, ее многомиллионных народных масс, Алексей Максимович Горький писал о Льве Николаевиче Толстом:

«Не зная Толстого — нельзя считать себя знающим свою страну, нельзя считать себя культурным человеком»[123]. Приходится признать, что многие из нас недостаточно еще знают весь круг вопросов, которыми интересовался Л. Н. Толстой. В этом можно наглядно убедиться на примере, который составит содержание данной статьи.

На первый взгляд, сопоставление имени Льва Николаевича Толстого с именем французского писателя XVI века Ла Боэси может показаться странным. В действительности же судьба трактата Ла Боэси в России, при ближайшем рассмотрении, оказывается страницей из жизни Льва Николаевича Толстого[124]. Не кому иному, как Л. Н. Толстому, принадлежит мысль об ознакомлении широких кругов русских читателей с произведением Ла Боэси и осуществление этой идеи на практике.

Интерес Л. Н. Толстого к Ла Боэси — давнего происхождения. Проследить точно истоки его невозможно. Зато можно вполне определенно установить, что Толстой решил включить довольно обширное извлечение из «Рассуждения о добровольном рабстве» в задуманный им еще в восьмидесятых годах «Круг чтения», т. е. в издание, которое замышлялось Толстым для ознакомления широких читательских масс с избранными творениями мировой литературы. 17 февраля 1884 г. Лев Николаевич писал В. Г. Черткову: «Я увлекаюсь все больше и больше мыслью издания книг для образования русских людей. Я избегаю слова — для народа, потому, что сущность мысли в том, чтобы не было деления — народа и не-народа»[125]. И в письме к тому же Черткову, написанном спустя более года (в июне 1885 г.), Толстой впервые говорит о своем замысле составить «Круг чтения». Он пишет: «Очень бы мне хотелось составить круг чтения, т. е. ряд книг и выборки из них, которые все говорят про то одно, что нужно знать человеку прежде всего — в чем его жизнь, его благо...»[126]