Рассвет

И все же эти самые обстоятельства были полны зловещих предзнаменований, потому что с течением времени Милдред Карр без памяти влюбилась в Артура Хейгема. Не было никаких особых причин, почему это обязательно должно было с ней случиться. У нее могло быть множество мужчин, более красивых, более умных, более утонченных, чтобы ждать от них предложения руки и сердца. Если не считать некоторых умственных способностей, манеры держаться и сочувственного, задумчивого лица с тем опасным оттенком меланхолии, который женщины иногда находят интересным, в Артуре не было ничего настолько примечательного, чтобы женщина, обладающая многочисленными достоинствами и возможностями миссис Карр, могла, непрошено и без расспросов, расточать ему свою привязанность. Есть только одно удовлетворительное объяснение этому феномену, которое, действительно, очень распространено: это то, что он был ее судьбой, единственным мужчиной, которого она должна была полюбить в этом мире, ибо ни одна достойная женщина никогда еще не любила двоих, сколько бы раз она ни вышла замуж. Это любопытное различие, по-видимому, действительно существует между нашими полами. Мужчина может привязаться, хотя и в разной степени, к нескольким женщинам в течение жизни, в то время как женщина, истинная, чистая сердцем женщина, не может так отдавать свою привязанность. Однажды отданная, подобно закону мидян и персов, она более не изменяется.

Когда Милдред впервые встретилась взглядом с Артуром в конторе Дональда Карри, она почувствовала, что этот человек для нее не таков, как все остальные, хотя даже про себя не могла бы тогда выразить эту мысль словами. С того самого часа и до момента, когда она взошла на борт парохода, Артур не выходил у нее из головы, и это так раздражало ее, что она нарочно чуть не опоздала, но в последний момент передумала. Потом, когда она помогала ему донести мисс Терри до ее каюты, их руки случайно встретились, и от этого прикосновения по ее телу пробежала такая дрожь, какой она никогда раньше не испытывала. Следующим событием, которое запечатлелось в ее памяти, была неожиданно вспыхнувшая ревность к черноглазой девушке, которой Артур помогал на палубе, и ее собственная последующая грубость.

До своего нынешнего возраста Милдред Карр не знала ни капли любви; она даже не испытывала особого интереса к своим многочисленным поклонникам, но теперь эта мраморная Галатея по какому-то капризу судьбы обнаружила в себе женское сердце — довольно неловкое открытие, без даже подобия мольбы со стороны того, кому она предназначила роль Пигмалиона. И когда она оглядела себя при свете только что зажженного в душе пламени, то испуганно отпрянула назад, как человек, который смотрит поверх кратера вулкана, начинающего свою огненную работу. Она полагала, что ее сердце холодно ко всем привязанностям такого рода, оно казалось таким же мертвым, как мумифицированный гиацинт; но теперь оно стало живым, страдающим, оно все светилось любовью. Она попробовала новое вино — и пусть это вино обжигало ее, было горько-сладким на вкус, но все же она жаждала большего. Так, медленно и печально, она узнала, что ее жизнь, которая в течение тридцати лет спокойно текла своим тихим путем, не омраченная сенью любви, должна отныне подчиниться его владычеству и стать рабыней его горестей и капризов. Неудивительно, что она испугалась!

Однако Милдред была женщиной проницательной, и ей не требовалось дополнительного обострения наблюдательности — в зависимости от состояния ее привязанностей, — чтобы понять: как бы глубоко она ни была влюблена в Артура Хейгема, сам он ни капельки не влюблен в нее. Зная почти непреодолимую силу своей собственной красоты и привлекательности, она быстро пришла к выводу — и это заставило ее похолодеть — что должна быть на свете какая-то другая женщина, преграждающая путь к его сердцу.

По той или иной причине Артур никогда не заговаривал с ней об Анжеле — то ли потому, что мужчина очень редко делится с женщиной информацией о своих отношениях с другой представительницей ее пола, зная, что это будет означать умаление его ценности в ее глазах, то ли инстинктивно понимая, что эта тема не будет слишком приятной, то ли потому, что все это было слишком священно для него. Однако Милдред, со своей стороны, была полна решимости докопаться до сути этой тайны. И вот однажды сонным днем, когда они сидели на веранде музея, примерно через шесть недель после прибытия Артура на остров, она воспользовалась случаем.

Милдред сидела или, скорее, полулежала в плетеном кресле, глядя на спокойное море, а Артур, глядя на нее, думал о том, как прелестна эта женщина, и удивлялся тому, что в последнее время ее лицо и глаза стали гораздо мягче и привлекательнее. Мисс Терри тоже была там, жалуясь на жару, но вскоре она ушла на поиски очередного воображаемого жука, и они остались одни.

— О, между прочим, мистер Хейгем, — сказала Милдред, — я хотела задать вам вопрос, если только смогу вспомнить, какой именно.