Рассвет Полночи. Херсонида

Пестъ восьмая 257 Своих потомков на хребтах. - Как воют там они в скалах? - Какие страшные стези В равнинах горных пролагают? - Касаясь бисерной росы Сухими перстами своими, Следы ужасны оставляют В страх утреннему пастуху. 60 Но что? - какой свирепый ветр Еще от моря восстает1? - Он с юга дует и шумит, Подобно быстрой, жаркой буре! - Как стонут южные брега? Как здесь качается сей лавр С опущенными вниз листами? - Как там ручьи трепещут в падях От сей внезапныя тревоги? - Я ощущаю зной - он жжет 70 Тогда, как должно охладиться; Я слышу тяжкий дух - он душит, Тогда как должно освежиться; Но серный пар сей давит чувство. - Ах! - знать, еще в пучине скрыты Подземны вещества горючи! Они, парами из-под бездны В сумрачную исшедши твердь, Разносятся по долам бурей. - К тебе, - природа благотворна, Хвалу возносит житель здесь, Что знойный вихрь преходит скоро, Что сей воздушный демон мести, 80 1 Около южных берегов Таврии в сумерки бывает с моря пресвире- пый ветр, подобный шквалу, отменно горячий и тяжко пахучий; но он скоро утихает. 9. Бобров Семен, т. 2

258 Херсонида Едва гортань разинет знойну, Сжимает и смыкает паки. - Зри! - тамо в отдаленном юге, В краю сумрачна горизонта Еще в полкругах некий гром Чертит сребристые бразды; Но рев уже не слышен прежний. - Зарница не гремит над нивой. - Здесь все спокойно, - все молчит. Се! - пролегает путь к брегам! - Я темный путь туда приемлю И зрю вдали кустарник малый Иль пастуха, идуща с моря, Высоким длинным великаном Или густым столпом тумана. - Но златоперых щур соборы, Любители зари последней, Парят вблизи приморских гор И, зыбля крылошки зелены Над темной спинкою своей, Прохладный сумрак рассекают, А желты шейки протягая, Еще поют пискливым гласом Свободу от дневнаго зноя. Какая тишина в водах? - Они, как зеркало, стоят. Когда с Кафинских берегов Взираешь на равнину моря, Тогда печальны стены града Рисуются в стекле пучины Во образе развалин зыбких И слезную в слезах Фетиды Картину в сумрак представляют. - Как тамо рыбы выпрядают

Лесть восьмая 259 И, сделав в воздухе полкруг, Тотчас опять стремятся в бездну? Лишь за собою оставляют Кругов морщины по водам. Там рыбы ханские, пеструшки, При свете звезд или луны Выставливают в быстром ходе Из зыби черно-пеги бедра, Или султански рыбы тучны1, Которых вес в роскошном Риме Равнялся с весом серебра, Пурпуровой блистают кожей Сквозь чешую свою прозрачну. Но как Овен нетерпеливый, Расторгнув топотом своим Покровы снежные зимы, Откроет кроткий месяц роз И выведет из зимних хлевов Стада блеющи в царство Флоры, Иль как печальный Скорпион Ниспустит над пучиной гладкой С небес туманные завесы И длинную осенню ночь В трояком мраке углубит, Тогда пронырливый рыбак, Приметив в воздухе покой И в море чаемую тихость, Пускается с подсветом в бездну. - Горящий пламень, проницая Далеко в тиху глубину, Огнисту башню протягает, По жидким вьющуюсь зыбям. - Ханские и султанские рыбы так называются от татар по отменно хорошему вкусу и виду. 130 140 9*

260 Херсонида Тогда, - под скромным как веслом, Сверкая, резвый пурпур скачет, Обманутые чада моря, Стремясь на роковой сей огнь, Бывают жертвою плачевной. - Рыбак неумолимый, ждав Сего с дрожаньем потаенным, Уже давно раскинул сеть, С колеблемой лодьи восклоншись, Во вред сим вод простым народам. - Тогда кефаль среброчешуйна И остроносый жирный скомбер, В последний раз пером плеснув Средь матерней своей стихии, В жестокой попадают плен. Уже в грядущую весну Не будут с братьями чинить Периодический свой ход К Дунайским устьям быстротечным Или через пролив Стамбула В Архипелажскую пучину, А после паки возвращаться При днях осенних в зыбь Эвксин. У тихих сих блестящих вод, Где свод небес изображен, Как в ясном некоем зерцале, Служащим эхом для цветов, И где все яворы прибрежны, Наклонши в зыбь власы зелены, Являются во глубине Бегущими рядами быстро, - Я всюду зрю безмолвный мрак И всюду кротки тени нощи. - Лишь в злаке шелковиц густых