Рассвет полночи ТОМ 1 Херсонида

Часть вторая 251 15. К ПРАХУ ПОЧТЕННЕЙШЕГО И ЛЮБЕЗНЕЙШЕГО М<0>Ж(АЙ>СК(0>Г(0) Был в бреньи дух, - дух милый по делам, По свойствам сердца, по уму, по знанью; Как некий Аддисон - по дарованью1; Отколе шел он, - ныне паки там... 97. БАЛЛАДА МОГИЛА ОВИДИЯ, СЛАВНОГО ЛЮБИМЦА МУЗ Овидий\ ты несправедливо желаешь включить бича своего в лик небожителей; заточение твое научает нас, достоин ли он всесожжении за свою великую неправоту? - Без существенной вины отщетив тебя от отечества, он еще старался прикрыть свою месть, и небо допустило ему соделать тебя несчастным за ту единую слабость, что ты безмерно ублажал его. Надлежит быть весьма жестокосерду, чтоб у отечества отъять самый редкий ум, какой токмо бывал когда-либо в Риме, и проч. Лингенд в элег{ии) об Овидии Там, - где Дунай изнеможенный Свершает путь бурливый свой И, страшной тяжестью согбенный Сребристой урны волновой, Вступает в черну бездну важно, Сквозь бездну мчится вновь отважно. В Англии был славный Аддисон, статский секретарь, философ, поэт и благоразумный критик.

252 Рассвет полночи Морские уступают волны; И шумны устия пути, Быв новым рвеньем силы полны, 10 Чтоб ток природный пронести, Простерши полосы там неки, Бегут к Стамбулу, будто реки. Остановлюсь ли тамо ныне Близ Темесварских страшных стен, Где в окровавленной долине Австриец лег, Луной сражен, Где мыл он кровью в ужас света Победные стопы Ахмета\х Ужели томна тень Назона 20 Ту музу совратит с гробов, Что с воплем горестного стона Спустя осьмнадесять веков Оплакать рок его дерзает - Там, где он в персти исчезает?2 Нет, - тень любезна, тень несчастна! Не возмущу твоих костей; Моя камена тихогласна; Пусть по тоске и мраке дней Они с покоем сладким, чистым 30 Почиют под холмом дернистым! Ужасны были Томски стены Сии Назоновым очам! Все тихо; взоры заблужденны 1 При конце семнадцатого века австрийцы в том месте были турками разбиты. Сие происходило 1669 года. 2 Весьма достоверно, что Овидий погребен в сей стороне; ибо Те- месвар есть тот самый древний Томитанский город, о коем он так часто упоминает в элегиях своих.

Часть вторая 253 Среди пустынь окрестных там Искали долго и прилежно Того, кто пел любовь толь нежно. Передо мной то вяз нагбенный, То осокорь, то ильм густой Вздымалися уединенны И осеняли брег речной. - Тогда впадал я неприметно В различны мысли опрометно. «Всесильный! - так тогда я мыслил, - Какой в сем мире оборот? Кто древ л е в вображеньи числил, Чтоб спел когда ума здесь плод? Здесь жили геты, здесь те даки, Что члись за страшные призраки. Рим гордый с Грецией не мыслил В дни славы, мудрости, побед, Чтоб те долины, кои числил Жилищем варварства и бед, Своих злодеев заточеньем, Отозвались парнасским пеньем. Не мыслил, чтобы мужи грозны Ума хоть искру крыли здесь, Чтоб пели здесь эоны поздны, Чтоб чуждые потомки днесь Назона в арфе прославляли И слезны дни благословляли. О горда древность! - ты ль забыла, Какие чувства и права Сама ты в дни Орфея чтила? - Поныне камни иль древа В твоих бы жителях мы зрели, Когда б их музы не согрели.

254 Рассвет полночи Ты ль в шумной пышности забыла, Что в Ромуловы времена Людей железных воздоила, Что дики в чувствах племена И грубых хищников станицы От поздной взяли свет денницы. Япетов сын1 во мрачность века Не из скудели ли сырой Сложил чудесно человека? - Ифест не из руды ль земной? Девкалион влагал жизнь в камень, Орфей в дубравы духа пламень. Не славьтеся, Афины с Римом, Что вам одним лучи даны, Другие ж в мраке непрозримом! - И здесь, - и здесь возрождены Свои Орфеи, Амфионы, Энеи, Ну мы, Сципионы. Все те сарматы, геты, даки, Что члись за каменны главы, - Сквозь тьму времен, сквозь нощи мраки Такой же блеск дают, как вы; Такие ж ныне здесь Афины; Такие ж восстают Квирины. Почто вы хвалитесь в гордыне, Коль ваши чада суть рабы, Коль ваши странны внуки ныне Лишь данники срацин - рабов судьбы? - Цари вселенной напыщенны Во узах - ныне искаженны. Прометей.

Часть вторая 255 Как? - разве тем вы возгремели И отличились много крат, Что Гениев губить умели? Пророк афинский, - ты, Сократ! Ты, Туллий! - ты, Назон! - проснитесь, За рвенье музы поручитесь!» Так я беседовал, унылый; Тогда был вечер; и, спустись, Роса легла на холм могилы; Роса слезилася ложась; Над холмом облако дебело Во злате пурпурном висело. Вдруг глыбы потряслись могильны, И ров зевнул со тьмой своей; Крутится сгибами столп пыльный, Внутри я слышу стук костей; Кто в виде дыма там? - немею; Я трепещу, - дышать не смею... Тень восстает; - все вкруг спокойно; И кажда кость во мне дрожит; Еще туманяся бесплодно, Слеза в глазах ея висит, Что в дол изгнания катилась, В печальных дактилях струилась. Из уст еще шумит вздох милый, Что воздымал дотоле грудь; Я слышу тот же глас унылый, Что в песнях и поныне чуть; Но слезы - лишь туман кручинный; А вздох и глас - лишь шум пустынный. Тут тень гласит, как звук вод некий Иль шум тополовых листов: «Чей глас, - чей глас, что в поздны веки