Рассвет после ночи

ЭСА — военная полиция теперь была основной силой в борьбе с антидиктаторским движением. Шеф грозной карательной службы имел такие неограниченные полномочия, которые и не снились Ясону Пацакису даже в его самые лучшие времена. Генерал Иоанидис был мрачной и таинственной личностью, а жестокостью превосходил даже коварного Цириса, его побаивалась и «верховная четверка» — диктатор и его полковники-приближенные. Всесильный шеф полиции в «доспехах» новейшей военной техники американского производства пользовался большим доверием заокеанских хозяев. Ни одна политическая акция в Греции не готовилась и не осуществлялась без его участия и одобрения. В верхах мрачно пошучивали, что у этой «сильной личности» пистолет был не с одним дулом, наставленным на противников хунты, а многоствольный и неизвестно на кого нацеленный. Что можно было ждать от шефа ЭСА, никто не знал. В черном послужном списке генерала Иоанидиса было много крупных и важных акций. Вмешательство военной полиции в королевский контрпереворот, когда возникла угроза смещения с политической арены «Непослушных» главарей «малой хунты», закончилось бегством монарха за границу. Военная полиция жестоко расправилась с участниками еще одного контрпереворота — экипажем мятежного миноносца «Белое». Неусыпное и зоркое око ЭСА — слежка за военнослужащими, особенно командным составом, — помогло хунте очистить армию от неблагонадежных офицеров и генералов. Тайные агенты широко разветвленной в стране службы Иоанидиса, вооруженная полиция участвовали в подавлении бунтов, забастовок студентов и таксистов, крестьян и моряков… Тысячи патриотов Греции были брошены в тюрьмы и концлагеря, изолированы от общества на пустынных островках. Террор и фарисейство, жестокая расправа с патриотами и «игра» в спасение Эллады от хаоса, расстрелы самых непокорных и заигрывание с популярными в народе греками — такой стала стратегия хунты. Создать впечатление гуманности режима входило и в планы шефа ЭСА, который считал, что он лучше, чем Пацакис, понимает важность такой политики. Конечно, самых опасных врагов, среди них были и популярные деятели эллинской культуры, нельзя выпускать на свободу, надо лишь делать вид, что их положение облегчено. Концлагеря заменялись поселениями. На одном из таких островов, где не было колючей проволоки и решеток, но который было запрещено покидать, оказался и Никос Ставридис. В нескольких прохунтовских газетах была помещена фотография певца за столом с нотными листами. Кто-то упорно распространял в Афинах и среди эмигрантов слух о том, что якобы Ставридис поддерживает «патриотическое стремление» нового режима создать «Великую Грецию», которая, как и в древние времена, станет центром искусства и культуры. Ставридису приписывалось авторство песни о возрожденной Элладе. Сам ссыльный ничего не подозревал об этой фальшивке. А ложь росла как снежный ком, вызывая разнотолки.

В пирейской таверне опять «прорезался голос» у певца-шпика. Донеся на таксиста и девушку после возвращения из Салоник, он беспробудно пьянствовал на «тридцать сребреников», за это был выгнан «со службы» и теперь опять пел в портовой таверне. Сюда как-то и забрел Тасос. Одна рука у него была на перевязи — после стычки с полицией во время забастовки таксистов. На острове смерти Тасос тяжело заболел и его, полумертвого, просто-напросто выбросили за железные ворота. Как добрался до Пирея и оказался в своей лачуге, Тасос не помнил, долгое время лежал без сознания, но молодой и крепкий организм победил. С большим трудом — помогли друзья Самандоса-старшего — устроился опять работать таксистом. И вот в пирейской таверне, куда он зашел в надежде встретить кого-нибудь из друзей и посидеть за чашкой дешевого, кофе, увидел предателя. Один из оркестрантов объявил о новой песне Никоса Ставридиса. При упоминании этого имени Тасос вздрогнул, подался вперед, но, когда увидел, что к микрофону подскочил давно им разыскиваемый певец-шпик, он сорвался с места и здоровой рукой нанес такой удар, что тот с грохотом рухнул на пол. Тасоса схватили, но он успел крикнуть:

— Это не песня Ставридиса! Обманывают, продажные шкуры!

Тасос отчаянно сопротивлялся, но силы были неравные. Вдруг погас свет, кто-то крикнул: «Бей этих негодяев!» Завязалась драка. Кто-то оттащил Тасоса в сторону и сказал: «Не бойся, парень, мы тебя знаем». Но таверну уже окружили полицейские. Рядом с Тасосом стоял однорукий грек Харалампос из Плаке. Их должны были судить вместе, но Харалампос так и не вышел из подвала, где пытали арестованных. Сердце не выдержало.

Случай в пирейской таверне был описан в одной левой газете, которая выходила нелегально. Скандал в портовом заведении — дело обычное, но заметка привлекла всеобщее внимание: таксист — бывший узник концлагеря, в котором находился известный певец, утверждал, что автор песни о «Великой Греции» не Ставридис, что это обман… Номер нелегальной газеты был нарасхват, один экземпляр оказался у политических ссыльных на острове Самос. Газету показал Никосу старый поэт.