— После танков дел будет больше, чем даже можно предположить, господин президент. — Чувствовалось, что шеф ЭСА был готов к такому вопросу.
В своем афинском особняке. Пацакис-старший ждал возвращения сына. Он на несколько дней остановился дома по дороге на Кипр, где его ждали срочные дела. Напряженная обстановка в Афинах заставила Ахиллеса Пацакиса всерьез задуматься о возможных последствиях неспособности хунты править страной. Он хорошо знал, что вне Греции, даже в Штатах, многие влиятельные общественные деятели и деловые люди отрицательно или весьма сдержанно относятся к хунте и ее главарю. И внутри страны было много недовольных диктатором, даже среди экономических магнатов, которые тем не менее получали от хунты всевозможные привилегии. Как справится президент с инцидентом в Политехническом? Не для этого ли он вызвал ночью Ясона, который, конечно же, не согласится исправлять ошибки и упущения самоуверенного шефа ЭСА?
Пацакис-младший вернулся в крайне возбужденном состоянии. На все вопросы отца загадочно ответил:
— Под танками может оказаться сам…
И рассказал о разговоре в кабинете диктатора.
— Что ж, надо из зрительного зала смотреть на сцену, — сделал вывод Пацакис-старший.
— Я не привык быть зрителем, — хмуро отозвался Ясон.
— Для кого, для кого, я спрашиваю, быть актером? — внезапно проявил былой характер отец и посмотрел на часы. — Наши друзья, конечно, еще дрыхнут.
— Американцы? Это их тоже касается. Захотят ли они, чтобы старый агент и послушный исполнитель их власти оказался под танками?
— А если у них уже готов более послушный и более подходящий человек? Впрочем, зачем гадать. Утром все будет известно. Не хочешь быть зрителем — не ходи в театр. Там без тебя обойдутся, передерутся между собой, по трупам приползут к власти…
Танки растянулись длинной цепью, жерла орудий были направлены на здание, вокруг которого разбили свой лагерь студенты. Самые отчаянные среди них взобрались на массивные железные решетки и ворота, с решимостью не отступить перед танками. По институтскому радио раздавались призывы — к хунте, к танкистам, к гражданам Афин, ко всем грекам. «Мы требуем! Отменить… восстановить… разрешить… изгнать… Мы требуем!» Слова девушки-диктора громким эхом прокатывались по затаившемуся городу.
Голос боролся с вооруженными солдатами, готовыми двинуть танки на живую цепь. Голос девушки все узнавали. Ниса! Неуловимая Ниса! Невидимая девушка казалась командиром, который давал распоряжения своей армии.
Рано утром к институтским воротам подкатила бронированная автомашина, из которой вышел армейский генерал. Зычным голосом он приказал всем расходиться, сказал, что введенных в заблуждениях студентов ждут в их семьях, что они могут приступить к занятиям, что будут прощены…
— Немедленно отпустите наших арестованных товарищей! — закричали в ответ студенты.
— Требуем выполнить наши условия!
— Мы не уйдем отсюда!
— Долой хунту!
— Долой вмешательство американцев!
— Да здравствует свободная Эллада!
Из черных динамиков вырвалась песня. Старый гимн участников антигитлеровского Сопротивления. Ниса пела:
Дружно и мощно отозвалась, подхватила песню бунтующая Политехника:
Поющие не слышали, что кричал взбешенный генерал. Первый танк двинулся к воротам, на которых сидели, по которым карабкались смельчаки…
— Остановитесь, палачи! — оборвав песню, Ниса старалась перекричать сильный шум. — Танки нас не испугают! Товарищи, не пропустим танки!
Тяжело и грозно урча, танк приближался к воротам — к железной преграде и к живой цели. Удар, сильный скрежет, ворота качнулись и накренились… На какой-то миг воцарилась мертвая тишина. Генерал выстрелил в воздух, и танк сокрушил ворота, надвигаясь на свалившихся с ворот студентов. Вдруг из здания появилась девушка в белом платье и побежала навстречу танку, который уже подмял под себя первые жертвы. Девушка размахивала руками, пытаясь остановить кровопролитие. Неожиданно она остановилась, видимо, надеясь, что и танк остановится. Но он дернулся, приподнялся словно для прыжка, и пошел еще быстрее. И девушка устремилась навстречу… Тысячи людей, наблюдавшие за этим поединком, замерли, когда она бросилась на танк, в гусеничном капкане зацепилось ее белое платье, а потом она исчезла под железной махиной…
— Ниса!