Отец остановился, внимательно посмотрел на сына. После того как Алексис вошел в контакт с певицами в черном и красном и много ездит по белу свету, он стал иначе относиться к жизни, и часто его точка зрения не совпадает с политическим кредо бывшего министра, который все еще надеялся на важный государственный пост в будущем правительстве.
— Это совершенно разные вещи! — резко возразил отец. — Речь идет только о диктаторе. Его песня спета.
— Да, но поет не он один, отец, — не согласился Алексис.
— Кто же еще?
— Хор хунты. Они тоже должны разделить участь диктатора.
— Это дело ближайших дней. Кровь убитых не даст им покоя. Они уйдут добровольно или сами, станут жертвами нового переворота.
— Кто же придет к власти?
— Сильное правительство.
— Если хунта будет свергнута силами антидиктаторского движения, то власть должна быть…
— Никогда! — выкрикнул бывший министр так громко, что прохожие стали оглядываться.
У Алексиса пропал интерес к разговору. Он уже знал, что еще может сказать отец. Его «никогда» означало, что хотя он и против военной хунты и диктатуры, но и против того, чтобы на политической арене Греции первостепенную роль играл объединенный народный фронт.
— Отец, я могу лишь сказать, но не в обиду тебе, что греческий народ не жалеет ни об одном предхунтовском правительстве, даже о том, в котором был весьма уважаемый и горячо любимый мною человек, — как можно мягче сказал Алексис. — Ради бога, не сердись, но Греции нужны новые люди, отец.
— Чтобы через год-два нас постигла такая же участь, что и Чили?
— То, что я видел в Чили, еще раз подтвердило: нельзя бороться с крайне правыми и с левыми одновременно, как делало дохунтовское правительство. Через оголенные фланги легко прорываются заговорщики.
— О, я вижу, мой сын может быть в оппозиции своему отцу!
— Если ты будешь придерживаться старых взглядов на будущее.
Отец не успел ответить, Алексис извинился: он должен был спешить к Василису Коцарису.
Хозяин маленькой комнаты встретил Алексиса вопросом:
— Интересно, что скажет мой молодой друг и… оппонент? Мы вот дискутируем о судьбе хунты и вариантах нового режима в Греции.
— Вариантов быть не должно, — ответил Алексис. — Только один вариант устроит греков, которым давно надоела заржавевшая политическая структура.
Коцарис даже сделал попытку приподняться. Взгляд старика говорил: ну и молодец этот парень!
Алексис проводил Елену и Лулу домой. Договорились встретиться после короткого отдыха. Но отдохнуть не удалось. Буквально через несколько минут Елена позвонила Алексису и сказала, что из Афин получена телеграмма о смерти ее дяди, брата отца, который во времена хунты стал участником антидиктаторского движения, хотя до этого не разделял либеральных взглядов маэстро Киприаниса. В телеграмме сообщалось, что присутствие на похоронах дочери брата последнее желание Ставроса Киприаниса. Когда Алексис рассказал своим домашним о смерти бывшего муниципального чиновника, отец удивленно произнес:
— Он всегда был осторожным человеком и вдруг полез в рукопашную! Чудеса! Для этого надо быть прирожденным бойцом!
Опять зазвонил телефон. Звонила Лулу. Было решено встретиться прямо в аэропорту, так как до вылета самолета на Афины осталось немного времени. Когда Алексис уже уходил, отец вдруг сказал:
— Госпожа Киприанис не очень-то жалует бывшего министра, но она может передать своим афинским друзьям, что такие, как я, не привыкли сидеть сложа руки, а готовы по первому зову родины вернуться.
Нет, отец явно не желал понимать, какие люди понадобятся Греции после полного краха хунты. Думая об этом по дороге в аэропорт, Алексис поймал себя на мысли: а что будет делать он сам, какую пользу сможет принести свободной Греции?
Елену в Афинах встречали двое незнакомых мужчин, которые представились дальними родственниками покойного. Уже в автобусе от самолета к аэропорту Елена заметила черный лимузин, в котором показалось знакомое лицо. «Ну и бог с ними! Пусть себе следят вместе с Ясоном Пацакисом!» — решила она и уже не обращала никакого внимания на на черный лимузин, который ехал в некотором отдалении, ни на этих двух подозрительных субъектов.
Во время таможенного досмотра чиновник поинтересовался, как долго госпожа Киприанис намерена пробыть в Афинах. И, не дождавшись ответа, продолжил:
— Если госпожу Киприанис не устраивает такой срок, она может обратиться в учреждение, занимающееся — зарубежными культурными связями.
— К вашему сведению, я гречанка, а не зарубежная гостья, — не сдержалась Елена.
В ответ чиновник протянул карточку с адресом учреждения.
— Советую все же посетить, госпожа Киприанис, — сказал он и захлопнул окошко.
«Знакомый почерк господина Пацакиса, — подумала Елена. — По своему обыкновению он расставляет сети».