Студенты, словно освободившись от шока, бросились безоружными на танки, на убийц… Через поверженные ворота вползали все новые и новые железные машины, за ними хлынула военная полиция, кося огнем автоматов все живое вокруг, добивая раненых. Все смешалось в дыму и гари, рокот машин заглушал громкие крики и вопли. В Афинах шла кровавая расправа. Политехника стала кровоточащим сердцем города. Озверевшие каратели не жалели пуль для безоружных юношей и девушек, стреляли в упор, пули догоняли спасающихся и случайных людей на этом кровавом пире «победителей».
— Режим полковников дал трещину… — высокий, срывающийся девичий голос громко прозвучал по уже умолкнувшему, казалось, радио. Генерал-палач со своей свитой шагал через трупы убитых, через истекающих кровью раненых. Когда ожило радио, генерал, видимо, не сразу понял, откуда зазвучали слова-приговор. Он озирался вокруг, и в этот момент над его головой снова раздался голос, повторивший:
— Режим полковников дал трещину…
Палач выстрелил в черный динамик, потом еще и еще раз. Но радио пело. Песню подхватил громкий хор оставшихся в живых друзей Нисы Гералис.
В Афинах подводили итоги кровавого ноябрьского дня. Правительство было напугано мощным взрывом народного сопротивления, самоотверженностью греческой молодежи. Хунтовская военщина жестоко расправилась с участниками антидиктаторского движения. Сотни жертв остались на «островке свободы» в центре Афин. Греция протестовала и негодовала, требуя наказания убийц, освобождения арестованных демонстрантов, которые пришли к Политехнике выразить свою солидарность… Пролитая кровь призывала к отмщению, к усилению борьбы всех честных греков против диктатора и его окружения.
В загородном особняке проходила тайная встреча Ахиллеса Пацакиса с эмиссаром ЦРУ, который сменил жердеобразного янки и работал в Греции под прикрытием одной американской фирмы. Даже Ясон не был приглашен на эту встречу, которой хозяин особняка придавал большое значение в связи с чрезвычайным событием в Политехническом институте.
Хотя Пацакис-старший отошел от большой, политики, но то, что произошло сегодня в Афинах, беспокоило его возможными нежелательными последствиями. Ахиллес Пацакис давно знал нового эмиссара. Влиятельный и богатый грек оказывал ценные услуги американским спецслужбам. И он понимал, что судьба хунты и самого диктатора в руках этого американца, который управляет действиями послушных ставленников в греческих верхах.
— Это победа или поражение вашего протеже? — без обиняков задал вопрос Ахиллес Пацакис.
— Он сделал все, что мог, — разжигая сигару, медленно произнес гость. — Сделал и… ушел.
— Сам? — удивился хозяин дома.
— Вам должно быть известно, уважаемый господин Пацакис, что наш протеже, как вы изволили заметить, ничего не делает сам, — улыбнулся одними губами американец.
— Уберете? — пытался уточнить нетерпеливый собеседник.
— Уберут. Так будет вернее.
— Кто же это сможет сделать?
— Более сильные ваши соотечественники.
— Есть и такие? Вытащите из нафталина или кто из новых?
— Из нафталина слишком резко пахнут, к новым еще надо приглядываться. А кто, по-вашему, я имею в виду ваш опыт и опыт Пацакиса-младшего, мог бы выполнить эту миссию?
— Тот, кто рвется к власти.
— И кто же?
— Герой сегодняшнего дня.
— Он был, насколько нам известно, в тени. Танки — акция военных.
— Он тоже военный, только с душой тюремщика.
Гость глубоко втянул в себя дым и задержал долгий взгляд на хозяине дома. Этот грек был в большой цене, имел хорошие связи за океаном. Приятельские отношения с ним льстили не только эмиссару. И гость сказал ему то, что не сказал бы ни одному человеку в Греции:
— Надеюсь, уважаемый господин Пацакис, мы поняли друг друга и нам остается лишь следить за событиями… ближайших дней.
ГРЕЧЕСКОЕ ЭХО
В маленькой комнате Василиса Коцариса давно не собиралось столько друзей-единомышленников, как после трагического сообщения о расправе с участниками антидиктаторского движения. Первыми приехали Елена и Лулу, которые только что возвратились из поездки за океан. Эту весть они услышали по радио еще в поезде и сразу же поспешили к человеку, который всегда был в курсе происходящего в Греции. Провожая певиц, Алексис встретил у подъезда дома отца, которого давно не видел из-за длительного турне по Северной и Латинской Америке. Отец выглядел осунувшимся, раньше обычного вышел на утреннюю прогулку. Поздоровавшись с ним, Алексис сказал, что быстро проводит гостей к Коцарису и вернется, чтобы поговорить. Ему интересно было послушать отца, который, конечно, хорошо информирован о политической ситуации на родине.
Да, отец очень разволновался, не спал всю ночь, когда узнал о событиях в Афинах. Он был уверен, что расправа со студентами будет иметь серьезные последствия для диктатора.
— И для диктатуры, — заметил Алексис.