Рассвет после ночи

Во время похорон Елену поразили выступления многих друзей и знакомых ее дяди, которые говорили, что безвременно ушедший из жизни Ставрос Киприанис был истинным патриотом свободной Эллады. Елена с беспокойством осмотрелась по сторонам, внимательно изучая лица присутствующих. Оказывается, дядя был сильно избит военной полицией в тот печально известный кровавый ноябрьский день, ночью ему стало плохо с сердцем, и он умер от обширного инфаркта. «Участников и сторонников антидиктаторского движения, видимо, значительно больше, чем думаем мы, живущие за пределами Греции», — размышляла Елена. Особенно ее поразили смелые высказывания, искренняя убежденность присутствующих в том, что после хунтовской ночи наступит рассвет, придет день свободы. Выступила и Елена: коротко и немногословно. Клятвой прозвучали ее слова и о том, что живые сделают все возможное, чтобы мечты честного грека осуществились.

После похорон Елена хотела подробно разузнать о Никосе, попытаться получить разрешение на свидание с ним. Оказалось, что этому может поспособствовать Ясон Пацакис. «Нет и нет!» — решительно отказалась Елена.

Поздно ночью в дверь ее номера кто-то постучал. Полицейский чин и двое в штатском предложили ей немедленно покинуть Афины, сообщив номер рейса самолета, который через два часа вылетал в Париж. На возражения Елены, что у нее есть разрешение еще на два дня, один из штатских сказал, что рассмотрение подобных протестов в компетенции того учреждения, о котором ее предупредил таможенник в аэропорту.

— Такого удовольствия от меня не дождутся! — в гневе произнесла Елена.

— Имеем честь сопровождать вас, — сказал полицейский чин.

— В аэропорт, — уточнила Елена. — Но передайте вашему шефу, что я еще вернусь.

Ясон Пацакис так и не дождался визита гостьи. Один из агентов сообщил, что интересующая его особа предпочла покинуть Афины. «В какой раз рыбка сорвалась с крючка!» — с досадой подумал Пацакис. Настроение, и так плохое, было вконец испорчено. Он думал о словах отца, что события в Политехнике будут иметь неприятные последствия для верхушки хунты, что возможна смена правительства. Ясон догадался, что эти сведения получены из первых рук, то есть от американцев, которые всегда доверительно и почтительно относились к Ахиллесу Пацакису. Смена правительства не устраивала бывшего шефа тайной полиции. Если в кресло диктатора сядет шеф ЭСА, это может отрицательно сказаться на карьере Ясона Пацакиса. Но он понимал, что падение диктатора не за горами, особенно учитывая поведение высокопоставленных военных, обвинявших Пападопулоса в измене первоначальным задачам хунты и постыдном заигрывании с гражданскими деятелями. Если бы не вмешательство военных, властности, танковых генералов, кто знает, какие размеры принял бы бунт в Политехнике. Армия спасла режим огнем и мечом, но подверглась резкой критике со стороны широких кругов общественности, особенно участников антидиктаторского движения, требующих отставки нынешнего правительства. Пацакиевские агенты доносили, что шеф ЭСА провел ряд совещаний с военными, некоторыми политическими деятелями, представителями крупной олигархии… Знает ли об этом президент? Пацакис попытался встретиться с Пападопулосом, но тот «болел». «Сбежал с корабля, как крыса», — заключил Пацакис и, тоже сославшись на подскочившее давление, уединился на своем острове, лишь по телефону держал связь с верными подручными. Те информировали обо всем, что делается вокруг президентского дворца. Но от подобной тактики пришлось скоро отказаться. «Сильный человек», с которым подобные шутки могли закончиться большими неприятностями, попросил — не приказал, а попросил — Ясона Пацакиса в столь трудный час оставить свой остров и приехать к нему.

— Речь идет о спасении режима, нашего с вами режима, мой друг, — без обиняков начал шеф ЭСА, как только «островитяник» вошел в его кабинет.

— И кто-то должен быть принесен в жертву? — спросил Пацакис.

— Древние, когда дело доходило до того, быть или не быть государству, выбирали жертву среди самых почтенных и любимых.

Гость невольно бросил взгляд на большой портрет диктатора, висевший на стене кабинета. Хозяин перехватил этот взгляд, встал из-за стола, расправил плечи, выпятил грудь и незнакомой для Пацакиса походкой медленно и важно стал вышагивать по кабинету.

— Вы очень ценный для нас человек, господин Пацакис, — перешел на официальный тон шеф ЭСА. — Как профессионал и как представитель солидных деловых кругов. При соблюдении вами лояльности обещаю, мой друг, достойное Ясона Пацакиса место в новом кабинете.