Рассвет после ночи

Хтонии, которая была в зале, казалось, что звуки песни и бузуки перенесли ее в Афины, ближе к Никосу, к дому. Словно не было и долгой разлуки с Лулу. Только вот никогда не видела она дочь в таком красном платье. И петь Лулу стала лучше, голос так и проникает в душу, правда, все песни грустные, тревожные… Хтония заметила материнским глазом, что дочери оказывает особые знаки внимания красивый молодой мужчина, который был главным организатором в греческой группе. Узнала, что этот влюбленный — сын бывшего министра, но дочь решительно заявила, что до возвращения в Грецию и слышать не хочет о замужестве. Ну а как же Самандос, думала Хтония. Парень давно влюблен в Лулу, только и живет мечтой о встрече, страстно желает, что они когда-нибудь будут вместе. С тех пор как ему удалось скрыться от преследования хунты, Самандос-младший стал своим человеком в семье Ставридисов. Это он помог наладить жизнь. Сейчас вместе с детьми Хтонии находился на черноморском побережье около Варны, в международном молодежном центре. Если бы он только знал, что Лулу на берегу Дуная, — немедленно примчался бы… Но Самандос решил, что концерты греческой группы начнутся в Софии, и рассчитал по дням и по часам свою встречу в болгарской столице с Лулу. От нахлынувших впечатлений голова у Хтонии пошла кругом. Но она была счастлива, когда увидела Лулу, повзрослевшую и посуровевшую дочь-певицу. Из газет, из рассказов знакомых, встречавших Лулу в разных странах, Хтония знала о большой популярности певиц в черном и красном, гордилась своей дочерью, хотя материнское сердце было в вечной тревоге, особенно после покушения на них в Риме и переворота в Чили. Но борьба — это риск во имя великой цели, которая дороже собственной жизни. Разве Никос и Хтония мало рисковали, сколько раз они находились на краю верной гибели? Жизнь Никоса Ставридиса — длинная цепь побед и поражений, лишений и надежд. Лулу жила и воспитывалась в этой атмосфере борьбы справедливости с тиранией, свободы с диктатурой. Ее оружие — песня. Ее баррикады — сцена. Где бы ни было — в предгрозовом Сантьяго или в Париже. Песни гречанки в красном можно запрещать, можно расстреливать и взрывать, но убить невозможно. И все началось — Хтония невольно улыбнулась, вспомнив Лулу совсем маленькой, — с бесхитростной детской песни:

Жил-был старый дедка,
С ним горластый петька,
Что певал на зорьке,
Подымая дедку.

Конечно же, думала Хтония, эту песню будут петь и дети Лулу, поглядывая на своего дедку — поседевшего, но все еще стройного и веселого Никоса.

Хтония была вся в своих мечтах и не сразу заметила, как на сцену быстро вышел сын бывшего министра, поднял руку и прерывающимся голосом сообщил:

— Получено экстренное сообщение о падении военной хунты в Греции!

В зале вспыхнул свет. Люди встали в едином порыве и приветствовали сообщение восторженными криками и рукоплесканиями. В зале творилось что-то невообразимое. Все смеялись, плакали, обнимались, целовались. Толпа ринулась на сцену. Чьи-то руки потянули Хтонию, подталкивали ее к сцене. Она с трудом пробиралась сквозь толпу на сцене к Лулу. Мать и дочь, обнявшись, долго плакали, не видя и не слыша ничего вокруг, пока к ним не подошла радостная и взволнованная Елена и не сказала, что концерт продолжается и надо петь, петь весь вечер.

После мощного вступления бузуки все участники концерта запели. Слова известной песни звучали в этот вечер как-то особо:

Живые и павшие —
мы знали, настанет этот день,
когда мы, взявшись за плечи гор,
танцуем сегодня сиртаки
на могильной плите павшей хунты.

Мечта греков сбылась.

Бузуки заиграли сиртаки — мелодию огневой пляски. В зале, на сцене все танцевали, взявшись за руки.

В ту ночь никто из греков не спал, утро застало всех в отеле у радиоприемников, настроенных на Афины. После очередной политической провокации, на этот, раз против Кипра и его президента Макариоса, греческая военная хунта пала. Президент-временщик из генералов Гизикис призывает ряд политических деятелей вернуться в Афины. Каждое сообщение было важным и интересным, было поводом для обсуждений и споров. Еще не было ответов на вопросы, которые особенно интересовали греков-эмигрантов. Как будет решена их судьба? Когда выпустят из тюрем и концлагерей товарищей по антидиктаторской борьбе? Будет ли легализована компартия? Будет ли восстановлена демократия? Отменят ли послевоенные драконовские законы, которые способствовали военно-фашистскому перевороту? Будут ли уничтожены американские военные базы в Греции? Вопросы, вопросы, вопросы… Знали, что не на каждый будет ответ сегодня. Но ждали ответы на главные.

Вдруг по радио зазвучал всем хорошо знакомый голос женщины-диктора, которая после семи хунтовских лет впервые подошла к микрофону.