Рассвет в моем сердце

Мария молчала, оценивая свою бывшую игрушку. Годы не повлияли на владелицу «Пейнт». Она была по-прежнему красива и сексуальна, пленяла ароматом дорогих духов, томным взглядом карих глаз и внушительным декольте. Черные кудри спадали до груди, а короткое платье подчеркивало привлекательные изгибы. Образ соблазнительницы дополняли высокие сапоги, белоснежное пальто и шелковый шарф.

Принарядилась для встречи? Показать, что она по-прежнему купается в роскоши? И я мог жить так же, если бы не ушел.

Это разозлило. Втянув сквозь стиснутые зубы воздух, я едва успокоил бешеное сердцебиение. Неужели за два года она не нашла нового мальчика, который…

– Эдуард не соврал.

Мария разговаривала со мной, как и всегда, сладким голосом. Но я слышал не журчание райского нектара, а неприятный скрип сахара. Мария собиралась коснуться моих волос, я отпрянул. Поймав воздух, она усмехнулась.

– Годы сделали тебя взрослее… и горячее.

Она посмотрела на мой голый торс, и я сильно пожалел, что не надел футболку.

– Ты как дорогое вино, да, Костик? – Мария без приглашения прошла в квартиру, за ней тянулся шлейф «Гуччи» и лжи.

– Меня зовут Константин, – сказал я, пытаясь не реагировать на вырез ее платья. Я нахмурился, холодно бросил: – Это мое полное имя. Для тебя я Константин Коэн. Зачем ты пришла?

– Ну, не злись. – Она распахнула шторы, озарив комнату светом.

Мария повернулась, состроила глазки и надула губы. И на миг стала чертовски милой, ранимой, прекрасной. Я вспомнил, почему полюбил ее… когда-то… очень давно.

Она подошла и пропела:

– Я здесь, ты здесь. Какая разница, что будет потом?

– Большая, – отрезал я и попятился к столу. Как ей хватает совести приходить! Флиртовать! Делать вид, что ничего не было! Будто она не уничтожила меня во всех аспектах: как человека, мужчину, творца. – Я доходчиво объяснил в разговоре с Эдуардом свое мнение по поводу компании «Пейнт».

– Я не Эдуард.

– Вижу. – Я смотрел на гостью без тени улыбки. – У него хватило мозгов понять и отвалить. А чего хочешь ты? Трахнуть тебя? Матрас там, раздевайся. – Я выплюнул слова, вздрогнув. Никогда прежде не осмеливался разговаривать с Марией в подобном тоне. Юный глупый Костя боготворил свою женщину, и от нее не ускользнули перемены.

– Все-таки ты другой…

– Да, я поумнел.

Чем дольше Мария находилась рядом, тем меньше в ней оставалось очарования. По крупицам исчезала магия, в которую я когда-то слепо верил. Мне было с кем ее сравнить. Главный показатель – теперь я не видел Марию на холсте. То, что за два года отношений она не позволила мне нарисовать ее портрет, заводило, бросало вызов: я думал, что недостоин, но оказалось…

Я посмотрел на морщинки в уголках ее глаз, там собрался некрасивыми полосами тональный крем. Изобразив ее на холсте, я бы показал, как стремительно ускользает ее молодость. И власть надо мной.

Оттолкнувшись от стола, я подошел к Марии вплотную, усмехнулся:

– Можем по-быстрому, в одежде.

– Что ты несешь?! – возмутилась она. Поморщилась. – «Трахнуть». Где ты жил все это время? В притоне?

– Разве я неправ? – парировал с презрением. – Этим мы и занимались. Я трахал тебя, а ты – мою душу.

– Что ж… – без былого кокетства сказала Мария. – Ты точно поумнел.

– Держу пари, Эдуард сказал, что нет.

Бывшая огляделась, брезгливо хмурясь. Она, наверное, хотела присесть, но кроме матраса и пары ободранных табуретов садиться было некуда, а это явно ниже ее королевского достоинства.

Вздохнув, Мария осталась стоять, а в ее глазах сверкнул недобрый огонек.

– Ну и? – Я игнорировал жар на своих щеках и указал в сторону: – На матрасе? На полу? На письменном столе? – Я схватил ее за руку, стиснул запястье. Наклонился и выпалил ей в губы: – На большее ты не годишься.

Холод в голосе не вязался с пожаром в сердце. Два года назад я так сильно полюбил Марию, что ненависть стала всепоглощающей, отравляя мой талант, мое настоящее и, как я думал, мое будущее. «На большее ты не годишься», – считала она, отмахиваясь от моих работ и заставляя повторять известные картины, копировать стили, выдавать свое за чужое. Она хотела, чтобы я был похож на нее, а я сопротивлялся. Выбрал лучше сгореть, чем погаснуть. Что ж, я восстал из пепла, обрел свободу. Но ненависть… боль… едкие чувства заполнили мое выжженное сердце, и свобода оказалась горькой.

Вчера у меня появился шанс…

– Константин, я хочу, чтобы ты вернулся в «Пейнт». – Покладистый тон и флирт уступили деловому тону. Мария поняла, что я не поведусь на ее соблазнение и сдернула маску: вновь планировала использовать мечтательного художника! Она заговорила о своих намерениях прямо и серьезно: – Мы терпим убытки, мне пришлось открыть другую фирму. А ты, смотрю, тоже небогато… существуешь.

Я уставился на нее, вскинув бровь. Серьезно?

– Я серьезно.

Она так ничего и не поняла.

– Убирайся. – Я устало покачал головой и поднял с пола бутылку красного вина. – Я серьезно.