Рассвет в моем сердце

Мария коротко хохотнула, словно над забавной шуткой. Стиснув бутылку в кулаке, я тоже засмеялся, но весело мне не было. Охренеть! Мне нужна машина времени, чтобы съездить по лицу наивному влюбленному Костику. Но у меня было только настоящее, в котором она до сих пор считала, что я принадлежу ей. Ну, я приехал в Москву доказать, как Мария ошибается.

Вопреки просьбе, Мария направилась в иную от выхода сторону – к мольберту. Гордость – смотри, я могу творить! Без твоей помощи, вопреки! Ярость – не смотри, мать твою, на мое творчество. Мое!

– Эдуард предупреждал, что ты поведешь себя как подросток, но я настойчиво прошу, чтобы ты подумал над моим предложением, – сказала Мария, рассматривая на холсте лучший черновик. – Мы можем пересмотреть условия, дать тебе больше свободы. Подумай, что ты теряешь. – Она посмотрела в мою сторону. – Деньги, славу… и меня.

Я открыл рот, чтобы послать ее к черту, но Мария отвернулась, провела длинными красными ногтями по холсту и забормотала:

– Подожди. Это… Это…

– Никто. – Отлепив от пола ноги, я поставил бутылку на стол, пересек лофт и схватил рисунок. Чудом не порвал, до головной боли, до бешеного пульса разозлившись. Я прохрипел: – Под мостом сдохну, но не вернусь. Уходи, или я выведу тебя силой.

Но Мария не слушала, она будто забыла, зачем пришла. Ее взгляд был прикован к портрету в моих руках. Смело назвать портретом зарисовку, карандашный черновик, но уже что-то получилось, и я собой гордился.

Яна, слегка грустная, ранимая, смотрела на меня с альбомного листа. Ее взгляд помог моей душе вернуть недостающий винтик. Потерянную деталь. Что-то, благодаря чему я противостоял сегодня призракам прошлого.

Крепче сжав рисунок, я ревниво скрутил лист в трубочку. Найду Яну, и набросок станет полноценной работой. Шедевр от Коэна.

По заинтересованному взгляду Марии я понял: она увидела в работе потенциал. А потенциал для нее равно кругленькая сумма. Я усмехнулся:

– Теперь мои картины достойны твоего внимания?

– Это же Воронцова, – вдруг сказала Мария, чем неслабо меня озадачила. Дело не в деньгах? Глава «Пейнт» возмущенно спросила: – Почему ты ее нарисовал?

– Что? – переспросил я.

Мария знает Яну? Нет. Откуда? Они совсем не похожи.

– Яна Воронцова. Почему ты нарисовал эту девчонку?

– Какая разница? – бросился я в атаку. Шестеренки в мозгу крутились, я тщетно пытался выстроить услышанное в логическую связь. – Тебе-то что?

Мария не ответила. Внутри меня все сжалось.

– Ничего. – Она улыбнулась. – Красивая работа. Красивая девушка. Я даю тебе время подумать, Костя. Сделай правильный выбор.

Развернувшись на каблуках, Мария покинула мою квартиру.

Я ринулся к двери, чтобы закрыть ее, и невольно подслушал разговор.

– Эдуард, вызови в мой кабинет Яну Воронцову. Да. Срочно. Ах? Ты уже говорил с ней? И она… Прекрасно! Замечательно!

Я схватил металлическую ручку и со всей силы закрыл дверь. Лязг оглушил. На мгновение. А лучше бы навсегда. Кровь прилила к лицу. Легкие горели от глубоких частых вдохов. Рисунок по-прежнему был в моих руках, и я развернул лист. Долго смотрел в грустные серые глаза… Нет. Отказываюсь верить, что у Яны и Марии есть что-то общее. Яна не может быть такой, как Мария. Я много раз ошибался в людях, но…

– Черт!

Элементарно. Тебя, Костик, в очередной раз одурачили! А ты ждал чего-то иного от Москвы? Тебя поджидали, придурок ты безмозглый! Все было подстроено. Конечно, как иначе она бы нашла мой любимый мост. Яна работает на Марию. Решила выслужиться? Офисная марионетка. Но Яна умная, она не действовала в лоб, как Эдик. Яна заинтересовала меня и проникла в мысли, чтобы я расслабился, вдохновился и… начал творить.

Я обессиленно зарычал. Пальцы заболели: слишком сильно стиснул ими рисунок. Глупый провинциальный художник. Ничего не изменилось. «Пейнт» не собирались играть по-хорошему. В их глазах я собственность Марии, несмотря на конец контракта. Яна помогает мне? Она такая же, как столичные акулы. Нет, она хуже, потому что умело притворяется. Превосходная актриса!

Не ведая, что творю, я порвал рисунок и швырнул куда-то в угол. Москва вновь стала городом, где мои надежды разбили и уничтожили. Я поверил, что прекрасная незнакомка разглядела мою душу, но… Константина Коэна вновь обвели вокруг пальца.

Схватив бутылку вина, я бросил ее об стену. Послышался звон, осколки усыпали пол, и алая жидкость залила красивое лицо Яны Воронцовой.

Лето, 2013. Москва

Старый Арбат – любимое место многих художников. Здесь песни уличных музыкантов не смолкают до глубокой ночи, а ветхие здания соседствуют с многоэтажками. Широкая улица в центре Москвы не сразу понравилась приезжему парню. Он восхитился архитектурой, но испугался людей и шума.

Первую неделю Костя прятался в углу, у стены Цоя, прижимая к груди краски и кисточки – вдруг отберут? – краснел от смущения и немного от страха.