– А вдруг Дима специально врезался в тот грузовик, чтобы я начал ценить жизнь? Чтобы я сделал хоть что-то?! Я подготовился к поступлению и уехал в Москву.
– Останься он жив, ты бы все равно поехал поступать, верно?
Костя озадаченно подергал нитку на футболке.
– Ну… – Он замялся. – Да. Поехал бы. И Дима обещал перебраться в Москву.
– Значит, Диме незачем было напоминать тебе о ценности жизни. Брат любил тебя.
Мои мама и папа тоже любили меня. Да, в тот вечер они злились. Да, дорога была скользкой. Но… Они бы никогда не оставили меня намеренно.
На глаза навернулись слезы, и я быстро потерла веки.
– Ты права, Яна. Но я был разбит. Я не прошел конкурс в художественное училище… – Костя замолчал, словно ему перестало хватать воздуха. Прокашлявшись, провел ладонью по волосам и тихо добавил: – Я развеял прах брата на том холме. Постоянно думаю: гордился бы мной Дима? Когда я работал в «Пейнт», то верил, что гордился бы, но… Я все потерял. Все заслуги, все успехи… Все.
– Или освободил место для чего-то нового? Для настоящего искусства. Для… – Я осеклась, едва не сказав «любви». – Прости себя, Костя. – Мои губы нашли его. Я выдохнула: – Двигаться дальше – единственное, что мы можем.
– Мы?
Я сильнее прижалась к его губам. Кого я пыталась утешить – Костю? Или восемнадцатилетнюю Яну, когда ее родители попали в аварию? Скользкая дорога, недовольный моим поступком отец.
«Он не справился с управлением», – сказал врач, когда я в идиотском дизайнерском платье, на каблуках и с блестками по всему лицу прибежала в больницу. На мой вопрос, когда я смогу увидеть маму и папу, меня повели в морг – опознавать трупы. Ваня держал мою руку. Рыдания душили мое горло. Скользкая дорога, верно. Злость на непутевую дочь? Скорее всего. Роковая случайность? Судьба? Наверное, наверное… Я могла быть в той машине, и, глядя на мертвых родителей, я мечтала оказаться в той машине. Погибнуть. Но я… Я…
Я жива. Руки Кости обнимали мою талию, вернув из тумана воспоминаний. Долгий диалог двух израненных душ – частиц одной души – и Костя рывком усадил меня на свои колени. Я жива. Дышу, смотрю, влюбляюсь?..
Губы Константина обрушились на мои поцелуем, смыв все сомнения. Костя целовал меня иначе. Не так, как на концерте или на поляне, или минутой ранее, а страстно и отчаянно, цепляясь за меня,
И я целовала Костю, словно от нашей близости зависела моя жизнь. Я отгоняла прочь страхи и сомнения. Призраки прошлого сгорали в пламени, что разгоралось от прикосновений Константина Коэна.
Он дотронулся до голого участка кожи между поясом моих джинсов и краем майки, параллельно проводя дорожку горячих поцелуев по шее и подбородку. На секунду Костя замер, проверяя, как я отреагирую. Но я в ответ запустила ладонь под его футболку: потрогала твердый пресс, поерзала на коленях. Мы дышали в унисон: неровно, сбивчиво. Я думала, что мое тело будет пугливо сжиматься и напоминать о болезненных отношениях. Зря боялась. С Константином все было иначе, словно впервые. Он бережно, неторопливо касался моих бедер, талии, спины. Я нуждалась в новых приятных воспоминаниях и провела свободной ладонью по грудной клетке Кости, сминая его футболку в кулаке. Хотелось избавить его и себя от одежды, чтобы скорее соединить наши тела воедино.
Его пальцы коснулись моих ребер и поднялись выше, к затвердевшим соскам. Вдруг Костя замер. Он прекратил целовать мою шею и отстранился. Диалог глаза в глаза. Зеленые и серые. Немой вопрос: ты уверена?
Приятно, что ему не все равно. До мурашек восхитительно, что он чуткий, решительный и хочет того же. Меня. Нас. Его бережное отношение ко мне, а также страсть между нами или более сильные чувства – что-то из этого испепелило мои страхи. Я смело кивнула и потянула наверх его футболку.
Костя поднял руки, и через мгновение в лучах теплого солнца я увидела его загорелые плечи, рельефный пресс, светлую дорожку волос у края джинсов… Бедра сжались, стоило посмотреть на его ширинку, выпуклую от возбуждения. Костя лег на плед, позволив мне управлять ситуацией, и я наклонилась, чтобы провести языком по его коже – мышцы подтянутого пресса сократились, а с губ Кости сорвался сиплый стон.
Коэн вдруг снова сел и заключил мое лицо в свои ладони:
– Яна, я должен сказать тебе…
– Потом. – Я помотала головой. – Все потом.
Слишком долго я ждала именно его. Не идеального, но созданного для меня. Ничто не казалось столь правильным, чем наша близость.
Костя секунду колебался, и вновь припал к моим губам, покусывая их с особой нежностью. Следом за его футболкой на пол полетела моя майка и лифчик. Голую кожу обдало мурашками. Я инстинктивно прикрылась.
– Ты совершенство, – сказал Константин, перехватив мои ладони. Прижал их к своим ключицам и добавил: – Ты шедевр.
Я сидела на его коленях, поэтому в полной мере чувствовала, как он возбужден. Зеленые глаза потемнели, а эрекция посылала электрические заряды по моему телу: я поерзала, и мы синхронно застонали. Казалось, еще секунда, и я взорвусь.