Рассыпается Фейерверк

– Твои обломки, да, – Жанна горько улыбается. – Мы твои винтики и пружинки.

– Все они изменились, я дал им лучшую жизнь…

Жанна морщится.

– Ты не господь бог, ты не можешь изменить суть человека, никогда не мог. Снимайте хоть изредка ваш плащ со звездами, господин иллюзионист!

Она уходит, а я так хочу броситься к Карлосу, но медлю. Вдруг он прогонит? Сегодня ночью я уже получил пинок в бок, другого не хочется.

Все же бросаюсь.

Меня обнимают, баюкают у широкой груди с таким знакомым запахом, трогают колючими усами макушку. Пока мы есть друг у друга, все не так плохо, верно?

Натаниэль сталкивается с нами у шатра. Смотрит еще сонно, но уже испуганно, к рубашке прилипло сено, жесткие стебли пощечиной отпечатались на щеке.

– Возьми Панетту, – отрывисто велит капитан, – езжайте на рынок за продуктами. Спроси у Пианистки что нужно купить. Прямо сейчас!

Найденыш растерянно кивает, торопится к барже. На миг замирает, глядя на алые разводы на сходнях, которые с остервенением трет Мальчик, потом аккуратно перешагивает через ступеньку и скрывается за кормовой надстройкой.

***

Флавио идет по палубе. Шаг в минуту. Судорожные вдохи и выдохи, жар от стягивающих тело нитей. Там чешется и болит, словно сквозь кожу пробиваются мелкие противные перышки. Шагает с доски на доску, пересекая “Травиесу” по диагонали. Спускается на две ступени, туда, где храпит Вольфганг и почти неслышно стучит в дверь. Потом, тихо охнув, опускается на колени. И ждет. И ждет. И ждет.

Он должен попросить прощения у Рауля, хотя все еще не понимает, почему это так важно Ей. Но он попросит. Он попросит прощения у всех и каждого, будет дежурить каждую ночь на холоде, вылижет языком всю палубу, если надо. Все потеряло свое значение, все прошлое: отец, Рауль, его любовник, остальные; весь мир кажется лишь текущим отражением в сероватой воде Луары.

Если Она прогонит его, то жить точно больше незачем.

_______________________

Польское kurwa созвучно итальянскому curva – поворот, кривая.

Натрий

Мы кажемся Найденышу племенем людей высших свобод, лишенных условностей и ханжества, и отчасти он прав. Но лишь отчасти. Наивное дитя, негласные законы действуют как скрепляющий состав любого социума. Найденыш понимает, что случилось нечто ужасное, и ощущает в том свою вину, хоть и не может сказать, в чем именно она заключается. Единственное очевидно: позволить красавцу-итальянцу соблазнить себя было ошибкой.

Игра в прятки становится масштабней. Натаниэль избегает Флавио, а тот, кажется, совершенно отстранился от всего и вся, наконец-то стал идеальным соседом и партнером для Ярека: не ропща, работает за троих, каждое утро растягивается, раз не может пока ничего иного, и не пытается нарушить предписания доктора. Некоторые звери желают, чтобы их укротили… Ах да, с Раулем он пытался поговорить, но тот только рычал, так что затея не увенчалась успехом. К некоторым зверям лучше вовсе не подходить.

Когда баржа входит длинную полосу обрывистых берегов, по верхушкам которых протянуты оградки выпасов, роковая встреча, наконец, происходит. Как я уже говорил, гальюн у нас один, а держать в комнате отхожее ведро или, упаси боже, высовывать зад в окошко неприемлемо для нашего аристократа. Увидев Рауля, Натаниэль замирает, пораженный, а Рауль молча бросается к нему, но не успевает: с невнятным воплем Найденыш сигает за борт.

Вот так встреча давних любовников… Пианистка в ужасе, Флавио озадачен, да и я, признаться, тоже. После жуткой томительной секунды светлая голова выныривает и Найденыш довольно сноровисто и быстро плывет к единственному пологому куску берега, который кажется ему спасительным. Однако мы не раз проходили здешними водами и знаем, что это спасение обманчиво. Песчаная полоса с поднимающимися ввысь елями – почти остров, с другой стороны над десятком червоточин-пещер вздымается отвесная скала, на которую поднялся бы разве что паук. Несколько лет назад мы стояли здесь, пока дети болели коклюшем, тогда скучающий Ярек пробовал влезть туда. Ободрал себе весь живот и локти, когда катился вниз.

Карлос сбавляет ход, разворачивает недовольно скрипящую “Травиесу” и причаливает. Натаниэль давно скрылся в лесу, Рауль сидит на бочке у борта, сжимая последний до побелевших пальцев, и смотрит в воду.

– Чего это он? Ну вернется, куда денется, – вздыхает Вольфганг.

Мелкая волна плещет в борт, тучи обещают скорый ливень. Карлос подзывает мальчишек:

– Ступайте поищите, и прихватите фонарь. Если хлынет, переждете в пещере.

– Еду тоже возьмите, – добавляет Пианистка, – бедняжка не завтракал.

Панетта хочет идти в экспедицию с друзьями и уже переоделась. От мальчиков ее отличают разве что косы. Я считаю, это хорошая идея – к детям найденыш, кажется, привязался и не испугается их. Когда три фигурки исчезают в кустах, мы, не сговариваясь, поворачиваемся к буке. У всегда спокойного Рауля дрожат губы.

– Натаниель – мой сын, – говорит он мертвым голосом. – Я совершил ошибку, из тех роковых, что нельзя исправить.

Карлос садится рядом на ящик, сцепляет руки.