Расцвет империи. От битвы при Ватерлоо до Бриллиантового юбилея королевы Виктории

Ирландская земельная лига реагировала на выселения и подобные притеснения сельскими беспорядками. Они обостряли ситуацию, но не исправляли ее. Возможно, в этом и заключалась их цель. Гладстон проводил политику против помещичьего землевладения, ясно понимая, что земельная реформа поможет решить большую часть проблем Ирландии. Его земельный закон 1881 года закреплял три основных положения: право на справедливую арендную плату, право на свободную покупку земли и право оставаться на земле, — а также предусматривал определение справедливой арендной платы отдельным судебным органом. Все это немного разрядило обстановку, хотя не изменило общего политического климата. Джозеф Чемберлен, в то время глава Торговой палаты, ясно дал понять: «Мы согласны с тем, что уступить нынешним требованиям ирландской стороны невозможно. Следовательно, нас ждет борьба не на жизнь, а на смерть между самовластием, цель которого восстановить конституционное право, и не менее изощренным самовластием, цель которого ниспровергнуть конституционное право и вызвать анархию, создав тем самым предпосылки для революционных изменений». Парламент собрался в начале 1881 года и, до того как принять земельный закон, принял закон о принуждении, согласно которому в тюрьму сажали любого, подозреваемого в насильственных действиях или запугивании.

Именно благодаря этому закону попытки Парнелла помешать продвижению земельного закона и одновременно очернить Гладстона привели его в тюремную камеру в Килмейнеме. Это сразу превратило его в мученика. Судя по всему, для решения проблемы не существовало никаких прозрачных законных средств — только закулисные и подковерные. Извилистые пути, которыми Гладстон шел к договоренности с Лигой гомруля, были достойны самой Ариадны, но, вероятно, Парнелл из своей камеры предложил успокоить Ирландию на определенных негласных условиях. 4 мая Парнелла и двух его товарищей выпустили из тюрьмы с уговором, что они поддержат земельный закон, а Гладстон, со своей стороны, будет защищать ирландских арендаторов, накопивших долги за аренду. Секретарь по делам Ирландии Уильям Форстер в ужасе немедленно подал в отставку, и Гладстон попросил лорда Фредерика Кавендиша занять его место. Через несколько часов после приезда в Дублин лорда Кавендиша вместе с его сопровождающим убили в Феникс-парке. Убийцы напали на них с длинными хирургическими скальпелями. Феникс — птица, возрождающаяся в огне, и люди с мифологическим складом ума могли усмотреть в этом знак, что будущее Ирландии окружено пламенем.

В последние месяцы 1880 года разброд в кабинете министров еще усилился из-за восстания буров в Трансваале. Британцы аннексировали эту территорию три года назад. Разногласия, как это часто бывает, вызвал вопрос о справедливом (или несправедливом) налогообложении. В конце января 1881 года английские войска попали в засаду в битве при Лаингс-Нек, а в следующем месяце потерпели окончательное поражение. Небольшую армию генерала Колли частично захватили в плен, частично перебили. Гладстон, в это время получивший травму головы, слег в постель. В сущности, он сдался. На конвенции в Претории Трансвааль объявили независимым государством, признающим, однако, британский сюзеренитет. Иногда подобные формулировки ничего или почти ничего не значат, в других случаях могут вызвать губительное недопонимание и конфликты. Именно это произошло в Южной Африке.

Слабость правительства становилась все более очевидной. Лишним подтверждением стал взрыв, устроенный в середине января группой фениев в армейских казармах Солфорда. Казармы выбрали мишенью, потому что в 1867 году они стали местом казни Манчестерских мучеников — нескольких членов ИРА, повешенных за убийство полицейского. Этот случай можно рассматривать как один из первых террористических актов в Англии, хотя претендовать на абсолютное первенство (если здесь уместен этот термин) скорее мог бы взрыв в Клеркенуэлле в конце 1867 года. Гладстон начал замечать, что стареет. Он полагал, что будет неправильно «и дальше выходить на сцену, словно изнемогающий певец, чьи фальшивые ноты слышат все, кроме него самого». Этим он «никому не принесет пользы».

В первый день нового, 1881 года королева доверила дневнику свои опасения: