Равноправные. История искусства, женской дружбы и эмансипации в 1960-х

Вдобавок новые идеи, овладевшие умами американских женщин, оказались не слишком близки Эквивалентам. Хотя Олсен и Пинеда считали себя феминистками, остальные члены группы не обязательно разделяли эти идеи, хотя некоторые читатели и зрители были иного мнения на этот счет. По мнению сына Кумин Дэниэла (в детстве к нему обращались Дэнни), Максин не использовала феминистский лексикон, пока женское движение не развернулось в полную силу 505. По словам дочери Свон Джоанны, ее мать считала себя «само-освобожденной и заранее-освобожденной»506. Она «вроде как делала свое собственное дело», и это дело, как она его понимала, было художественно значимым и радикальным с точки зрения формы, но, с ее точки зрения, не обязательно политическим. То же можно сказать и о Секстон. Согласно мемуарам ее дочери Линды, Энн «никогда не называла себя феминисткой»507, хотя Линда также вспоминает об интересе, который Секстон проявляла к встречам местных феминисток. Так Энн воспринимала себя до конца 1960-х и в начале 1970-х. В 1974 году она призналась: «Меня раздражает то, как поступают с моими стихами в антологиях феминисткой поэзии… Они отбирают только мужененавистнические стихи и больше ничего не оставляют. Демонстрируя только эту сторону медали, феминистки оказывают себе медвежью услугу»508.

Но их читатели считали по-другому. В конце 1960-х — начале 1970-х студентки, критики и учителя использовали стихи Плат и Секстон, чтобы воздать женщинам должное. «Женщина в корсете» — стихотворение из сборника Секстон «Все, кто мне мил» — представляет читателям реалистичное изображение женского тела, за которое боролись многие активисты. Стихотворение заканчивается торжеством женщины, которая «входит в свою искупленную кожу»509. Идея этого текста согласуется с нелестными автопортретами Секстон, такими как «Менструация в сорок» и «Баллада одинокой мастурбаторши». В этих стихотворениях Энн писала о женском опыте, о котором еще не говорили вслух: писала до того, как в конце 1960-х стали открыто обсуждать аборты, до книги «О вас и вашем теле» и до индивидуального подхода в гинекологии. Великая поэтическая интервенция Секстон — представление телесного женского опыта как искусства — также была и политической. Энн вдохновляла читателей и опережала свое время, ведь она писала на все эти темы до того, как о них заговорили открыто.

Грустная ирония Эквивалентов заключается в том, что они не могли полноценно участвовать в деятельности движения, появлению которого они способствовали. Институт стал предтечей гораздо более радикального переустройства американского общества. Как структура Рэдклифф заложил основы для чего-то большего, но для первых выпускниц он был промежуточным этапом карьеры, последним пропуском в научное сообщество, временным подспорьем, пока не поступило больше заказов. Эквиваленты были женщинами, которые родились слишком рано. К тому времени, как женское движение вошло в силу, каждая из них уже наладила свою жизнь и утвердилась в принципах.

Из пяти подруг только Олсен всегда считала себя феминисткой и мыслила свою творческую карьеру именно в политическом ключе. Но даже ее удивляли некоторые из способов, которыми женское движение проникало в мир искусства и литературы. Как-то одним из вечеров 1965-го Олсен включила радиопрограмму о «новой тенденции в поэзии: поэтессах-домохозяйках». Критик, в которой Тилли узнала Реллу Лосси, назвала таких авторов «женщинами, серьезно погруженными в свое бытие, в заботу о детях и в домоводство, поскольку таким образом они заглушают то, что Йейтс называл ненасыщенной жаждой повседневности». По мнению Лосси, Луиза Боган, Кэролин Кизер и Сильвия Плат также принадлежали к этой категории поэтов. Как и Энн Секстон: Лосси утверждала, что она, как писала Олсен, была «нашей самой перспективной и выдающейся поэтессой-домохозяйкой». «Хотела бы я сейчас видеть твое лицо», — подкалывала Тилли подругу. Критик на радио полагала, что венцом творения Секстон является стихотворение «Неизвестная девушка в родильном отделении» — не основанный на личном опыте Энн текст из сборника «Бедлам». Это не лучшее стихотворение Секстон — оно довольно театральное и скорее надуманное, чем прожитое: Энн никогда не была матерью внебрачного ребенка, лежащей в больнице, где доктора «строят догадки о мужчине, который бросил меня, / о мужчине-маятнике, ушедшем туда, куда все они уходят, / оставляя тебя наполненной ребенком»510. Олсен утверждала, что если бы ее попросили назвать лучшее стихотворение Секстон, она бы предложила семнадцать других, прежде чем остановиться на этом. В письме подруге Тилли рассказала о прослушанной радиопередаче с сарказмом.