Равноправные. История искусства, женской дружбы и эмансипации в 1960-х

Что у Максин получилось или почти получилось, так это дружба двух главных героинь — ее с Секстон аватаров. Халли была «нервной до обгрызенных ногтей, аутсайдером с непримечательной фигурой», а Сайки «была оторвой, пышнотелой художницей с красной помадой на губах, такой голосистой, что напоминала еврейку» 521. И пока Халли добросовестно ездит со своей «дальней» фермы на курсы, которые ведет в колледже Руфус (отсылка к Тафтсу), Сайки уничтожает свои неудачные картины «холодной кроваво-красной краской» и отправляется в Брэйсленд — местную психиатрическую лечебницу. «Нервный срыв. Обычное дело для художников»522, — объясняет Эрни, один из второстепенных персонажей романа. Халли жалеет мужа Сайки, Мартина, который большую часть времени заботится о ребенке и даже не может убедить жену поваляться с ним в постели воскресным утром. Халли помогает Сайки пережить тяжелые времена, навещает ее в Брэйсленде и утешает ее и Мартина после смерти их дочери. Потом Халли проводит ночь с коллегой Тиджоем, но быстро осознает бессмысленность этой интрижки. Халли неизменно принимает на себя роль ответственного покровителя: она организует нелегальный аборт для племянницы (в последний момент договоренность сорвалась из-за выкидыша), а злость на мужа-изменщика сублимирует, выполняя разные обязанности по дому. «Халли, вставай, лицо умывай!»523 — взывает героиня сама к себе. «Иди, сделай подливку для курицы. Иди, взбей сливки. Утешься, хватит увещевать Линду (так зовут ее дочь. — М. Д.) сидящую «по щиколотку в опилках и навозе, вся в укусах слепней, а колени покрыты ссадинами и потертостями, словно кротовыми норами». Как и в поэзии Кумин, мир живой природы с его чувственными удовольствиями часто спасает ситуацию. Чтобы уважать себя, Халли важно отличаться от своей непостоянной подруги, быть ответственной и контролировать ситуацию, хотя при этом она завидует эмоциональной свободе Сайки и легкости, которую эта свобода ей дарует (в то время как Халли мучается неврозом желудка, что также является проявлением ее внутреннего психического конфликта). Но Халли никогда не стать бесшабашной Сайки: героиня сожалеет о своем романе и решает супружеские проблемы. К собственной досаде она из тех женщин, что ремонтируют мосты, а не сжигают их.

Хотя большинство основных сюжетных линий книги никак не соотносятся с реальной жизнью поэтов (и Кумин внесла некоторые изменения в общую историю), характер их дружбы передан очень убедительно. На протяжении всего романа Кумин пытается довести описание связи подруг до совершенства. Сначала, рассказывая о непрекращающихся телефонных звонках, Максин говорит, что подруги были «неразлучнее, чем сестры. Когда у одной болела голова, другая принимала аспирин»524. Позже Кумин уточняет это описание. «Все, что они делали вместе, получалось сделать хорошо и полноценно, — размышляет Халли, вспоминая, как они с Сайки слушали публичное выступление доктора Кинга. — Они поддерживали друг друга, их интересы перекликались, и долгий путь превращался в беззаботный визит… Они ничем не походили на сестер, кроме идеальной сестринской близости. Они злословили, хвалили, кормили, отнимали.

Они зависели»525, Чудесный образ и, вероятно, идеализированный: проницательный читатель романа может задаться вопросом о том, кто же именно от кого зависел.

И Олсен совершила непростительную ошибку, раскритиковав эту дружбу. В том же письме, где Тилли указала на недостаточную глубину романа, она также вывалила на Максин странную и убийственную критику описанной ею дружбы. Полагая, что Секстон тоже прочитает письмо, которое она отправила Кумин, Олсен обращалась непосредственно к Энн. «Я люблю тебя, — писала она, — и твою дружбу с Максин, но при этом ты все испортила (а ты, Макс, разрешила), вместо того чтобы помочь Максин раскрыться, уважая то, что она сама, действительно сама хотела сказать, направляя ее в этом, но нет, тебе нужно было влезть со своими мыслями, с тем, что, как тебе казалось, должно быть в романе, в небольшом объеме, но да, ты обмелила его, перенесла внимание на поверхностное, на ненужную ерунду»526.

Довольно странно было предъявлять претензии Секстон за придуманное Кумин литературное альтер эго, но все же Тилли была близка к истине: Секстон действительно активно участвовала в создании персонажа Сайки. В 1967-м Энн лежала дома со сломанным бедром и ежедневно звонила Кумин, чтобы узнать, как идут дела с романом, и предложить реплики для Сайки. Патронажная медсестра, слушая эти разговоры о супружеских изменах и незапланированных беременностях, думала, что ее пациентка пересказывает подруге свежие сплетни. Сама Энн осталась довольна этой выдуманной дружбой. Как женщина, которая кое-что да знала о портретах (вспомните «Двойной портрет»), она полагала, что «Страсти Укспорта» вышли неплохо.

К концу письма рассуждения Олсен о дружбе Халли и Сайки из критики результата превратились в критику процесса, того, как Секстон иногда подавляла Кумин, а Максин ей это позволяла.