Раз мальчишка, два мальчишка

– Да я же вижу, что не спишь. Чего ты?

– Ничего.

– Обиделся, что ли?

– Нет.

– Да я же вижу. Ну что ты как маленький!

– Ты мне про сказку не рассказал, потому что я маленький? – стараясь, чтобы голос звучал ядовито, ответил Андрей. – Конечно, я же глупый, зеленый, не пойму!

– А, вот в чем дело, – вздохнул Пашка. – Слушай, я не рассказал, потому что придумал ее сначала просто для себя, не хотел вообще никому рассказывать.

– Даже мне? – продолжал негодовать Андрей.

– Ну да, – признался Пашка. – Вспомнил, как батя меня шпынял все время, что я, типа, неудачник и только песни свои дурацкие петь умею. Тот вон машину купил, этот – автомастерскую открыл, а ты что сделал? И ничего, что один потом на этой машине пьяный разбился, а второй убил жену и в тюрьму сел. Все равно – успешные люди.

В голосе Пашки звучали злость и обида, которых Андрей никогда в своем добродушном друге не замечал.

– Да и в армию я пошел, чтобы… – Пашка неожиданно замолчал.

Андрей понял, что ему тяжело, возможно, даже неловко говорить.

– Чтобы что? – осторожно спросил он.

– Чтобы доказать, что я не только песни петь могу, а могу, например, сестре младшей на университет заработать. А сказку эту про идеального сынка я просто назло бате сочинил.

– Хорошая сказка получилась, – примирительно сказал Андрей.

– Правда? – просиял Пашка.

– Да, абсурдная такая.

– Абсурдная? – переспросил Пашка.

– Ну смешная и грустная одновременно, – как мог объяснил Андрей.

– А-а, это да.

– Вот только, – снова заговорил Андрей, – я этим из командования ничего рассказывать бы не стал.

– Плевать, пусть подавятся! – Пашка поудобнее растянулся на кровати и заулыбался, глядя в ночное небо.

Жизнь покойная

Спустя минут пятнадцать Пашка уже спокойно сопел заложенным носом. «Наверное, видит во сне радостные лица своих сестер», – подумал Андрей. У него же перед глазами маячили не симпатичные девчачьи лица, а хмурый лес. А точнее, тот, кто, как выразилась Конкордия Петровна, в нем кормится. Андрей пытался себе его представить, но до конца не мог. От этого Стригач казался еще более зловещим. «Как может выглядеть существо, которое питается чужими волосами? Вряд ли очень уж миловидно». Он представил, как Стригач всасывает волосы, словно макаронины из тарелки, и его затошнило.

Не в силах больше лежать и думать об этом, Андрей встал и побрел к противоположной стороне костра, туда, где сидели Сеня с Валерой.

– Не спится? – вежливо спросил Сеня.

– Не-а.

– Вот и нам.

– А вы вообще никогда не спите? – спросил Андрей, радуясь, что завязался какой-никакой разговор.

– Нет, – ответил Сеня. – В земле мы спали, покойно там было, хорошо. А теперь вот маемся каждый день и каждую ночь.

Валера издал протяжный свист. Андрей вгляделся в него при свете костра. Днем ему было неловко пялиться на мертвецов, но ночью в отблесках огня – другое дело. Глаза Валеры ввалились так глубоко, что казалось, смотришь в бесконечный колодец, в котором где-то на самом дне поблескивает темная вода и ничего больше не разглядеть. Кожа так плотно обтягивала череп, что видно было каждую косточку и впадинку на лице. Между ними гуляли тени, будто десятки маленьких червяков переползали туда-сюда.

Но страшно от этого не было, скорее грустно.

– Валере совсем плохо, да? – спросил Андрей у Сени.

– Да, – вздохнул он, – ему тяжелее, он крепче спал, чем я, когда нас потревожили.

Андрею захотелось погладить Валеру по костлявой руке в знак сочувствия, но он удержался.

Немного помолчав, он спросил:

– А как это – мертвым быть?

– Мне слово «мертвый» не нравится…

– Ой, прости, – спохватился Андрей.

– Ничего-ничего, не извиняйся. Просто слово это не точное. А вот слово «покойный» хорошее, оно правильно всю суть передает.

– Суть смерти?

– Ну да, покойный – тот, кто в покое находится. Представь момент, когда тебе спокойнее всего в твоей жизни было. Вот это и будет похоже на смерть.

Андрей задумался.

– Когда я с мамой в театр ходил, и мы там пьесу современную смотрели, и нам весело было. Я начну смеяться, посмотрю на маму, а она так по-дурацки смеется, что мне еще смешнее, – неожиданно для себя начал вслух вспоминать он.

Валера издал звук, похожий на сдувающийся надувной матрас.

А Сеня сказал:

– Это не то! Совсем не то. Смерть – это не веселье, а покой. Смерть – это не радость, а покой. Смерть – это не грусть, а покой.

– Ну тогда я не знаю… – растерянно проговорил Андрей.

– А ты подумай как следует. Покопай поглубже.

– Покопать?

– Ну да.

«Что это за ощущение такое, чтобы не грустно и не радостно и вообще никак? – задумался Андрей. – А так вообще бывает?»

– Кажется, кое-что вспомнил, – начал он. – Но я не уверен, что это то.

– Ну-ка, ну-ка, – подбодрил его Сеня.

– Это было летом, мы с мамой ехали на велосипедах через луг. Я уже знал, что у нее рак и что она умрет. Она очень хорошо объяснила мне это, а я почему-то все понял, хотя мне было всего десять лет.