Раз мальчишка, два мальчишка

И вот я ехал за ней, смотрел на ее спину и развевающиеся волосы, которые даже не ее собственные, а – парик, и мне вдруг стало очень спокойно. Я как бы знал, что все будет плохо, но в то же время – прямо сейчас плохо не было, но и хорошо не было тоже. Было спокойно. Совсем недолго, пока я смотрел на ее спину и ненастоящие волосы под солнцем. Тогда мне казалось, что эти секунды могут длиться вечно и никогда никуда не исчезнут, даже если все вокруг пропадет.

– Х-х-х-х, – издал одобрительный звук Валера.

– Это – то самое, говорит, – перевел его речь Сеня.

– Да? – Андрей не знал, уместно ли радоваться тому, что так точно описал жизнь покойников.

– Ну как тебе сказать, – ответил Сеня, – процентов на двадцать твое воспоминание тянет, но все-таки дает представление о покойной жизни. Наш покой – он глубже, объемистей, теплее. Как тяжелое одеяло, которое тебя придавило, но тебе это давление приятно и успокоительно.

– Как одеяло? – переспросил Андрей.

Валера вздохнул.

– Вот я опять начал для живых объяснять, а вам это непонятно все равно. Да и не должно быть понятно.

– А я как раз очень хорошо себе все представил. Ну, про одеяло.

– Это не представлять, а чувствовать надо, – печально сказал Сеня и протянул длинные костлявые пальцы поближе к огню. – Холодно, – ответил он на удивленный взгляд Андрея, – все время холодно.

Мальчик тоже придвинулся поближе к огню и притих.

– Ты бы мать-то, кстати, отпустил, – прервал молчание Сеня.

Андрей удивленно посмотрел на покойника, не решаясь что-то на это сказать. Ему неожиданно стало стыдно, как будто кто-то раскрыл его самый неприятный секрет. Да, может быть, так оно и было.

– Ну от нас-то ты не скроешь, – усмехнулся Сеня. – Мертвец мертвеца видит до конца, как говорится.

– Вы ее видите? – дрогнувшим голосом спросил Андрей.

– Конечно, но только не так, как ты ее видишь.

– Это как?

– Ну ты видишь только то, что хочешь видеть, а мы видим друг друга так, как есть. Без прикрас, – Сеня вздохнул. – И вот поэтому я знаю, что матери твоей плохо, она же вроде нас с Валерой – мается.

– Мается? – от этого слова веяло такой тоской и грустью, что губы мальчика задрожали, а в глазах защипало.

– Мается-мается, – как назло, повторил Сеня. – И будет маяться, если ты ее не отпустишь. Сама-то она тебя не оставит.

– Но она же сама обещала всегда рядом быть! – слезы почти прорвались наружу, Андрей сжал кулаки так, что отросшие ногти вонзились в ладони.

– Она и будет, но только так, как покойные с живыми должны быть, а не так, как сейчас. Сейчас ты ее на привязи вины рядом с собой держишь, а должен в памяти своей держать.

Андрею показалось, что из глаз полетели искры, но это были всего лишь слезы. И он не мог понять, чего в этих слезах больше – стыда оттого, что Сеня так много про него понял, или боли оттого, что мама мучается из-за него.

Но кое-чего Сеня все-таки не мог знать, и вот за это Андрею было по-настоящему чудовищно стыдно.

– Ну-ну, – Сеня придвинулся к плачущему мальчику и обнял его за плечи.

Валера привалился с другой стороны и тоже положил руку на плечо. Руки покойников были ледяными, но Андрею было все равно. Так они и сидели втроем обнявшись, пока слезы не закончились.

– А вы снова умереть хотите, да? – спросил он, растирая руками и без того красные глаза.

– Еще как! Каждой своей косточкой! – ответил Сеня, и глаза его заблестели.

– Но как вам умереть, если вы уже мертвы? – Андрей чувствовал, что перегнул с вопросами, но не мог сдержаться – другой возможности поговорить с мертвыми в жизни может и не представиться.

– Есть способы, – Сеня пристально посмотрел на мальчика и, кажется, даже попытался улыбнуться, – но тебе о них лучше не знать.

Сказки

Следующий день – серый, муторный и полуголодный – тянулся нестерпимо долго. Хотелось, чтобы он поскорее закончился. Вот только новый день тоже не обещал ничего хорошего, так что ждать его не имело смысла. Разве что только для галочки.

Наконец настал вечер, а вместе с ним и «время сказок» – так Андрей решил называть про себя сеансы связи с командованием. Было в этом названии что-то идиотское, вроде как сказки на ночь, которые рассказывают детям. Вот только вместо детей – невидимые мужики в погонах.

– Валя опять рацию в жопу себе засунул, – окликнул Андрея Егор, – пошли слушать.

Валины «припадки» больше не пугали мальчика и не вызывали такой жалости, как в первый раз, и он корил себя за это. Как и за то, что смирился с фразой «Валя опять в жопу рацию засунул», которая теперь обозначала то, что командование хочет с ними связаться. Валя теперь в отряде кто-то вроде медиума, вот, правда, жизнь его лучше от этого не стала. Жизнь вообще лучше не становилась. Андрею казалось, что все они катятся куда-то прямо на этих кроватях и вот-вот начнут падать с обрыва в чью-то могильно раззявленную пасть. И хотя катятся они не очень быстро, но сил спрыгнуть почему-то нет, и это самое противное. Андрей все чаще смотрел в сторону леса. Он был уже практически уверен, что с каждым днем лес подбирается все ближе.