Раз мальчишка, два мальчишка

К ночи с присутствием неживых в отряде все более-менее смирились, вот только кровати от Сени и Валеры отодвинули подальше. Мертвецы не обиделись, потому что обижаться было не в их характере, а спать они все равно не собирались.

Андрей лежал на жесткой сетке, завернувшись в спальник, и смотрел в темное небо, по которому ползли серые клочковатые облака. Вот бы зацепиться за одно из них, и пусть себе несет куда угодно – хоть в Тридевятое королевство, хоть в Череповец. Андрею казалось, что он больше никогда не уснет, по крайней мере здесь, хуже места для сна не найти. Убедившись, что все спят, ну или хотя бы делают вид, он достал из рюкзака тетрадку и ручку, чтобы кое-что записать.

Больше всего Андрей боялся, что кто-нибудь увидит это и подумает, что он ведет дневник. Придется объяснять, что никакой это не дневник, дневник он бы никогда вести не стал, потому что это глупо и сентиментально. В свою тетрадь Андрей записывал вещи практические, это был скорее список, но не с книгами, фильмами или музыкальными группами, а список всего того, что Андрей приобрел или потерял. Он вел его уже три года, и пока количество потерь существенно превышало число приобретений.

Сегодня Андрей записал:

«Потери: новые кроссовки – уже не понадобятся; школа – может, и к лучшему?; отец – точно; дом – возможно; крыша над головой – железобетонно; детство – окончательно.

Приобретения: иконка, бюст Сталина, детский рисунок, новые знакомства – не слишком приятные.

Вывод: смогут ли приобретения перекрыть потери? Не уверен».

По-прежнему не спалось, Андрей пролистал блокнот до самого начала, где три года назад в столбике «Потери» было написано всего одно слово – «Мама». А приобретений и вовсе не было никаких.

Как обычно, после записей в блокноте Андрею стало нестерпимо жалко себя. Он попытался представить, что бы ему сейчас сказала мать. Пожалела бы она его? И как именно? Он уже несколько лет жалел себя от ее имени, говорил с собой ласковым голосом и гладил невидимой рукой по голове. Раньше Андрей любил это делать, лежа в теплой постели, под крышей и за стенами, пусть и не очень толстыми. Вот только жалеть себя, лежа в чистом поле между ворами и покойниками, было как-то глупо. Жалость тут уже не поможет, особенно к себе.

Медсестра

К огромному удивлению Андрея, он смог не только уснуть, но и проснуться. «Вроде мелочь, а приятно», – подумал мальчик, ощупывая свое тело, чтобы убедиться, что все его части точно на месте и в порядке. Нет, он не думал, что Эдик и Федя позарились бы на его ногу или руку, но вот обморозить себе пальцы он очень даже мог. Все-таки на улице в ноябре Андрей никогда еще не спал. К счастью, пальцы рук и ног шевелились, полосатый шарф болтался на спинке кровати, а сережка была в ухе. «Значит, все не хуже, чем вчера, – порадовался он про себя. – Ничего пока не потерял».

– Поспать любишь? – услышал Андрей чей-то насмешливый голос. За кроватью стоял Пашка – помятый, недовольный, но почему-то улыбающийся. – Я нас на дежурство по кухне записал, пойдем жратву на всех готовить.

– Мы? Вместе? – удивился Андрей.

– Ну да, только не говори, что не умеешь, – Пашка пытливо посмотрел на мальчика. – Тут расклад такой был: или картошку чистить, или навес над кроватями делать, или яму для сортира копать.

– Картошку я чистить умею, – сердито ответил Андрей.

– Вот и отлично, пошли, – просиял Пашка.

Андрей недоверчиво уставился на него. «Непонятно, чему Пашка так радуется. Не моему же обществу?» – подумал он.

Утро в отряде начиналось бодро: откуда-то издалека, с края леса, доносились удары топора – это Эдик, Федя и Егор рубили хилые деревья. Иван и Вова тащили их в лагерь, Жека и Толик пытались соорудить из них столбы для навеса. Валера и Сеня на приличном расстоянии от кроватей рыли яму для сортира, им по мере сил помогал Валя. Он вытаскивал из мерзлой земли камни и строил из них причудливые башни вокруг будущего туалета.

– У нас сортир в Стенхендже будет, – пошутил Пашка.

– Стоунхендже, – поправил его Андрей, но над шуткой посмеялся.

– А, точно, – и не думая обижаться, согласился Пашка.

Они только что нашли пару ящиков картошки и два ведра неподалеку от костра и теперь думали, что им делать с таким богатством.

– Вот, по ходу, и вся еда, что нам командование сподобилось оставить, – сокрушенно прокомментировал это Пашка. – Одна картоха.

– У нас же еще тушенка есть в пакетах этих подарочных, – напомнил Андрей, – двенадцать банок получается, и гречка еще.

– Вот картоху с тушенкой и будем готовить, а когда тушенка закончится, то картоху с гречкой, а потом – просто гречку.

– А когда и она закончится? – спросил мальчик.

– А когда закончится, тогда и посмотрим. Новые ящики наверняка привезут, – не очень уверенно ответил Пашка.

– Хорошо бы, – сказал Андрей и, как назло, вспомнил картофельные вафли с семгой, которые иногда ел в кафе недалеко от школы. Желудок жалобно булькнул, но мальчик мысленно предложил ему заткнуться до лучших времен.

Пока Пашка открывал банки с тушенкой, Андрей принялся чистить картошку складным ножом. Получалось лучше, чем он ожидал.