Разберемся! Главное о новом в кино, театре и литературе

Скорее всего, Пушкин, Булгаков, Набоков и многие другие артистичные ребята русской литературы вполне могли бы, выпади им такой шанс, снимать кино как режиссёры. Но уж ещё и главные роли при этом играть… Нет, пока что у нас есть один-единственный случай, да не на одну только Россию — на весь мир, такой феномен, уникум, человек-гора: Шукшин. Чтобы крупный, первоклассный писатель умел и кино делать, и роли играть — не было такого.

Неимоверная одарённость сочеталась в нём с не менее фантастической работоспособностью. Первый заметный фильм, где у него была главная роль, «Два Фёдора» (Марлен Хуциев зорким глазом высмотрел Шукшина с его солдатским лицом) вышел в 1958 году. Дипломная работа Шукшина-режиссёра, трогательные зарисовки колхозных нравов, «Из Лебяжьего пишут» — это i960 год. А в 1974-м его не стало, так считайте сами — шестнадцать лет за всё про всё, как говорится. А поместились туда несколько томов великолепной прозы, пять фильмов («Живёт такой парень», «Ваш сын и брат», «Странные люди», «Печки- лавочки», «Калина красная») да до кучи ещё отличных актёрских работ с десяток будет.

Что не успел снять фильм про Стеньку Разина — конечно, обидно. Его Стенька рисковал стать не менее обожаемым народным героем, чем Василий Иванович Чапаев. Но всё равно объём свершений поражает. До чего же мало времени было ему отпущено! Как и друг его, Высоцкий, был Шукшин интеллигентом в первом поколении, а судьба таких людей в искусстве часто складывается ослепительно ярко и при том исключительно мучительно. И вот почему.

Сила есть, ума не надо? Надо!

В середине девяностых годов с группой гостей Московского кинофестиваля удалось мне побывать на родине Шукшина, в селе Сростки. Откуда его силища взялась, ясно: из этой бешеной ледяной реки Катуни, от холмов, покрытых соснами, откуда, кажется, вот-вот выйдет медведь, от синих гор на горизонте — от земли. В год рождения Шукшина началась коллективизация, а варварской индустриализаци и ещё не было. Первозданная природа словно родила себе такого крепкого хмурого сына, человека природы, напрочь лишённого фальши.

А он вырос. И — задумался…

Тема «природного человека», который «задумался», — одна из главных у Шукшина. Время действия его рассказов всегда конкретно, это шестидесятые — семидесятые годы, и всё будет точнёхонько в деталях — что почём, как, куда и откуда. Но время вобрало в себя и всю предыдущую родимую историю. Вот церковь разрушенная стоит — а кто её порушил? «Ты меня раскулачивал, сволочь!» — скажет один деревенский житель другому. Осколки, сидящие в теле с войны, вдруг пойдут наружу. В мирном разговоре проявится тема лагерей, кто-то сидел, да много. Время действия прозы Шукшина размыкается, уводит далеко за горизонт реального пейзажа, и вот уже за советским появилось русское, давнее, древнее, помчались кони на закат, загремела лихая песня, кто там такой удалой? Атаман? Стенька?

Была когда-то воля — где ж она?!

Нету воли. Есть — доля. Тяжёлая работа — жить…

Задумавшиеся герои Шукшина могут быть комичными «чудиками», вознамерившимися своим умишком что-то изобрести небывалое или написать — рукой и ручкой, в школьных тетрадях — трактат о сущности государства. Но когда герои задумываются о своей жизни, как она прошла и зачем была нужна, и не умом одним, а всем существом, мучительно корчась от молниеносных ударов совести, — они нисколько уже не смешны. «Жизнь-то не вышла! Прожил, как песню спел, а спел плохо. Жалко — песня-то была хорошая» («Билетик на второй сеанс»).

А ещё — сколько гадов бродит по земле. Один такой, в дипломной работе Шукшина «Из Лебяжьего пишут», так и заявил приятелю-шофёру: «Никакого коммунизма не будет». Отчего тот (Леонид Куравлёв его играл) сжал губы, и желваки на скулах заиграли. Они-то и победили потом, хапуги, воры, стяжатели, «энергичные люди». Прозревал Шукшин грядущую страшную опасность, да только — что с ними сделаешь? Такие вот и Стеньку Разина продали.

И когда природная сила начинает испытываться думой, человек природы теряет свою непотревоженную цельность. Образуется причудливый тип: крестьянин-психопат. Он весь нервами наружу, он делается обидчив, он ругается, пьёт, лезет в драку. От него неизвестно чего ждать в следующую минуту. Над его головушкой стоит беда. Но эти муки совести и тревожные думы — может быть, лучшее, что в нём есть. Он чувствует это — и назад, в прежнее невинное бездумное состояние ему уже дороги нет.

Он сам «такой парень»

Огромное, пёстрое население прозы и фильмов Шукшина веселит душу своим самоцветным богатством. Характеры упоительные. Не зря рассказы Шукшина не сходят со сцен театров — где по части характеров давно авитаминоз и кислородное голодание. А тут выходит мужик, начинает разговор: «Пришёл я, бритый, она лежит, как удав на перине.» Или: «Вот жил — подошёл к концу. Этот остаток в десять — двенадцать лет, это уже не жизнь, а так — обглоданный мосол под крыльцом — лежит, а к чему?» И уже приятно, как в жаркий день водицы родниковой испил.