После завтрака она позвонила Луизе. Та была свободна и поэтому согласилась встретиться с ними в кафе на «Бауманской». В оставшееся время Лавочкин с Анфисой разыграли шахматную партию. При этом выиграла Анфиса, но если честно, то Лавочкин просто поддался ей… Ему очень хотелось хоть немного поднять настроение своей подруге.
Луиза Салаева – стройная девушка в джинсах, розовой футболке со смешным зайцем, с длинными волосами, распущенными по плечам, встретила их в кафе около входа.
– Привет! – поздоровалась с ней Анфиса. – Знакомься, это мой друг Валентин Лавочкин. Прошу любить и жаловать.
В кафе было малолюдно, они выбрали столик в глубине зала – подальше от любопытных глаз.
– Я сочувствую тебе, Луиза! – обратилась к ней Анфиса. – Правда, очень.
Луиза наклонила голову, словно прислушиваясь к словам Анфисы.
– Да-да, – почти скороговоркой проговорила она. – Это ужасно, я все еще не могу привыкнуть к тому, что моя жизнь изменилась.
Анфиса хотела сказать, что да, теперь некому будет оплачивать Луизины путешествия, учебу, шопинг и милые девчачьи траты. Хотя, наверное, Герман Салаев – человек серьезный и позаботился о своих близких на все случаи жизни. Хотя когда человек живет – о смерти ему думать некогда, он считает, что вечен…
– Луиза, расскажи, пожалуйста, что ты знаешь о смерти своего отца, был ли он чем-то обеспокоен незадолго до своей гибели?
– Зачем? – прошептала Луиза. – Зачем рассказывать? Его все равно уже не вернешь.
– Но убийца на свободе, разве это правильно? Подумай об этом.
– Полиция работает.
– Полиция! – воскликнула Анфиса с непередаваемым презрением. – Им лишь бы галочку поставить, и все! Найдут они убийцу или нет – никого не волнует. Положат дело под сукно и забудут. Тебя уже допрашивали?
– Да.
– И что?
– Что будем заказывать? – встрял в разговор Лавочкин. Он чувствовал, что нужно немного сменить тему разговора, чтобы дать Луизе собраться с мыслями. Анфиса слишком давила на нее, поэтому с точки зрения психологической разрядки стоило взять паузу.
– Мне все равно. Наверное – кофе, – сказала Луиза. – Американо с молоком.
– Нет, – сказал Лавочкин, – здесь прекрасно кормят и нужно насладиться восточной кухней.
Бабушка Лавочкина Олимпиада Андреевна часто говорила: чтобы успокоить женщину, нужно ее хорошо накормить. Во время еды она расслабится, только тогда можно приступать к серьезному разговору. Сама бабушка Олимпиада прекрасно готовила. Особенно ей удавались курники и расстегаи.
Они заказали лагман и чебуреки с бараниной.
Анфиса бросила на Лавочкина странный взгляд, но решила ему не перечить.
– Так, – сказал Валя, когда им все принесли, – приступим. Как говорил великий Омар Хайям:
Луиза ела молча, уткнувшись в тарелку. У нее были красивые глаза и волосы: густые, с шелковистым блеском.
– Луиза! Это очень, очень важно, чтобы ты вспомнила, что касается твоего отца. Ты же знаешь, какое значение он придавал этой экспедиции. Мстислав Александрович говорит, что это невосполнимая потеря для всех нас. Герман Рустемович был душой нашей экспедиции.
– Я жалею, что он за нее взялся, – тихо сказала Луиза. – Я отговаривала его от этой поездки, не хотела, чтобы он туда отправлялся… – она внезапно замолчала. – У меня было плохое предчувствие. Я раскладывала карты. Мне хотелось узнать, что принесет ему эта поездка. Я же видела, что он стал как одержимый. В него словно вселился дух…
– Какой дух? – машинально переспросила Анфиса.
– Злой.
Валя стал сердиться на Анфису. Вытащила девчонку, у которой еще слезы после смерти отца не просохли, и пытает ее. Полиция уже расспросила Луизу. Что Анфиса хочет узнать от нее?
– Этот дух стал диктовать отцу, как себя вести и что делать. Я порой его не узнавала. Когда в человека вселяется дух, он становится иным… Он сам, все его повадки… Его сознание блуждает во мраке, который обычный человек видеть не может…
Анфиса бросила странный взгляд на Лавочкина. Он понял – она не знает, как отнестись к Луизиным словам… верить или нет. Правда это или всего лишь фантазия, результат расстроенных нервов в связи с утратой близкого человека?
– Не подумайте, что я сошла с ума, – продолжала Луиза. – У меня в роду по отцовской линии были шаманы. Правда, очень давно… Ведь во мне течет не только татарская, но и якутская кровь…
– Понимаем, – пробормотал Лавочкин. На самом деле он не знал, что сказать в ответ на это.