Разбойник

Оторвав взгляд от того места, где он распаковывал ящики с книгами, которые выгрузил сегодня утром, Дориан провел рукой по вспотевшему лбу. Он поднимался и спускался по библиотечной лестнице, возможно, сотни раз за этот день и планировал пройти по ней еще сотню раз, пока каждая книга не займет свое место. Может быть, тогда он расширит винный погреб. Независимо от его прошлого, были времена, когда его руки снова тосковали по кувалде или кирке. Возможно, он прорыл бы туннель во Францию. В одиночку.

– Блэквелл…

– Так, либо это, либо выпивка, – перебил его Дориан. – Выбирай что-то одно.

– Напиться вдрызг было бы, конечно, веселее, – пробормотал Мердок.

Поднялось целое облако пыли, когда Дориан с грохотом уронил на стол стопку книг в переплете, украшенном золотыми листьями.

– Есть ли что-то, что требует моего внимания? – раздраженно спросил он.

– Твоя жена, – вызывающе ответил Мердок.

Дориан сделал паузу, острая агонизирующая боль пронзила его с такой силой, что он не смог заставить себя поднять голову.

– Полегче, старина.

– Вы даже не собираетесь попрощаться?

– Она едет в Хэмпшир, Мердок, а не в Индию. Это примерно час езды на поезде. – Дориан не глядя разбирал книги, перекладывая их из стопки в стопку, чтобы избежать понимающего взгляда своего старейшего друга. – Вот так-то лучше, – наконец пробормотал он.

– Ты чертов идиот, – заявил Мердок.

– А ты чертовски близок к тому, чтобы лишиться жизни… – парировал Дориан.

– Она твоя Фея, Дуган. Как ты можешь сейчас отпустить ее?

– Не называй меня так. – Пропасть, которая могла бы охватить ночное небо, разверзлась в его груди неделю назад, в тот день в саду, и он гадал, когда же она вырвется на волю и поглотит Землю. – Ты же видел, что я с ней сделал. – Он перелистнул страницу и порезался. – В мои планы никогда не входило держать ее при себе. Она хочет сделать меня отцом. Мы оба знаем, что это ужасная задумка. Я… я не здоров.

– Она тебя любит, – заметил Мердок.

– Она любит свои воспоминания о Дугане. Она знала Дугана совсем недолго, а я уже причинил ей больше вреда, чем можно исправить.

– Но что, если ты…

– …если я ее сломлю? – вскипел Дориан, подступая к Мердоку. – А что, если я сделаю ей больно во сне или еще хуже? Что, если я потеряю самообладание? Что, если я лишусь рассудка?

– А что, если ты отпустишь свое прошлое, и она сделает тебя счастливым? – ответил Мердок. – Что, если она даст тебе покой? Или, быть может, немного надежды?

Взяв бутылку шотландского виски, Дориан сделал большой обжигающий глоток, прежде чем повернуться к окну, выходящему на подъездную аллею. Может быть, он все-таки напьется до смерти. По крайней мере, тогда огонь в его животе будет чем-то иным, чем это тупое отчаяние. И разве маркиз Рейвенкрофт не будет рад услышать о его кончине?

– Для такого человека, как я, никакой надежды быть не может, – сказал он своему отражению, и жалкий ублюдок в окне, казалось, согласился, с отвращением глядя на него. – И никакого покоя не будет.

Помедлив мгновение, Мердок спросил:

– Стало быть, мы возвращаемся в Бен-Мор?

Черная карета, запряженная четверкой лошадей, въехала на круговую подъездную дорожку и остановилась за опускной решеткой.

Дориан наблюдал за ее движением с замирающим отчаянием.

– Вероятно, да, только вам предстоит сопровождать леди Блэквелл в Нортуок-Эбби.

– Но, сэр! – возмутился Мердок. – Я даже не собрал вещи!

– Утром я уже распорядился, чтобы их собрали, – промолвил Дориан. – Я не хочу, чтобы она путешествовала одна, а Арджент… занят.

– Очень хорошо, – смирился Мердок. – Только ей следует привыкнуть к мысли, что она одна. Вы только что прокляли ее, приговорили к жизни в полной изоляции. Нежеланная жена Черного Сердца из Бен-Мора. Как вы полагаете, насколько ей будет одиноко?

Дориан сделал еще один глоток, забыв о книгах, голова его плыла от виски и горести.

– Счастливого пути, Мердок, – сказал он на прощание.

– Гореть тебе в аду, Блэквелл, – бросил Мердок в ответ, прежде чем выйти из комнаты и захлопнуть за собой дверь.

«Я и так уже там», – с кривой усмешкой подумал Дориан, прежде чем сделать еще один глоток. Он и не думал, что простоял так долго, глядя в пустоту, но прежде чем он успел это осознать, из-под навеса вышла Фара.

Более элегантной и утонченной графини просто не могло быть на свете. Ее дорожное платье, жемчужно-зеленое с золотой отделкой на подоле жакета, дополняла шляпка, прикрывающая затейливо уложенные волосы. Свисающее с нее изящное черное перо гармонировало с серебристыми локонами.

Дориан не мог налюбоваться ею. Он берег ее в своей памяти, как ничто иное. Ее тонкая талия. Нежный изгиб шеи и несколько одиноких локонов, спадающих на плечи.

«Только не оглядывайся на меня, – молил Блэквелл про себя, не в силах оторвать глаз от окна. – Не давай мне новых воспоминаний о твоих глазах, чтобы они преследовали меня во сне».