Разбойники

Чу! чу! эк завывает! Полночь бьет в деревне. Да, да, злодейство спит; здесь некому подслушивать. (Подходит к замку и стучит). Вылезай, бедняк, жилец башни! Твой обед готов.

Моор(тихо отходит). Это что значит?

Голос (из башни). Кто там? А? Это ты, Герман, мой ворон?

Герман. Да, Герман, твой ворон. Лезь к решетке и ешь. (Крик сов). Страшно поют твои ночные товарищи, старик. Что – вкусно?

Голос. Я голоден. Благодарю Тебя, посылающего мне врана в пустыню! Что с моим милым сыном, Герман?

Герман. Тише! чу! – Как будто храпит кто-то. Слышишь?

Голос. Что? а разве ты слышишь?

Герман. Это ветер вздыхает в щелях твоей башни: ночная музыка, от которой поневоле зубы застучат и ногти посинеют. Но, чу! – мне опять, как-будто, послышалось храпение. Да ты здесь не один, старик!

Голос. А ты видишь кого-нибудь?

Герман. Прощай, прощай! Страшно это место. Ступай опять в свое заточенье… Твой заступник и мститель там на небесах!.. Проклятый сын!.. (Хочет бежать).

Моор(выходит в ужасе). Стой!

Герман(вскрикивает). Горе мне!

Моор. Стой! говорю я!

Герман. Горе! горе! горе! Теперь все пропало!

Моор. Стой! говори – кто ты? что здесь делаешь? Говори же!

Герман. Сжальтесь, сжальтесь надо мною! Прежде чем убить меня, выслушайте хоть слово в оправдание!

Моор(вынимая кинжал). Что я еще услышу?

Герман. Правда, вы мне настрого запретили… грозили смертью; но я не мог поступить иначе… не смел поступить иначе… Ведь это ваш родной отец! Я сжалился над ним. Теперь убейте меня, если хотите!

Моор. Здесь кроется тайна! Говори! признавайся! Я хочу все знать.

Голос(из башни). Горе! горе! Это ты говоришь там, Герман? С кем говоришь ты, Герман?

Моор. Там еще кто-то? Что за чудеса? (Бежит к башне). Если это колодник, отверженный людьми, – я разобью его цепи. Голос… снова… Где дверь?

Герман. О, сжальтесь! Не ходите дальше! Из сострадания пройдите мимо! (Загораживает ему дорогу).

Моор. Четыре замка! Прочь! Я должен дознаться. Теперь впервые прибегаю к тебе, воровство. Берет отпорные инструменты и отворяет решетчатую дверь. В глубине виден старик, высохший как скелет).

Старик. Сжальтесь над несчастным, сжальтесь!

Моор(в ужасе отступает). Голос моего отца!

Ст. Моор. Благодарю тебя, Господи! Настал час освобождения.

Моор. Дух старого Моора, что встревожило тебя в гробе? Если ты сошел в могилу с грехом на душе, заграждающим тебе путь к вратам рая – я стану служить обедни и панихиды, чтоб успокоить твою блуждающую тень. Если ты зарыл в землю золото вдов и сирот и в полночный час тебя невольно тянет к нему – я вырву клад из когтей самого заколдованного дракона, хоть извергай он в меня огнем и скрипи о мою саблю своими острыми зубами. Или пришел ты дать ответ на мои вопросы, растолковать мне загадку вечности? Говори, я не побледнею от страха.

Ст. Моор. Я не дух. Ощупай меня; я жив. О, жалкая ужасная жизнь!

Моор. Как – ты не был схоронен?

Ст. Моор. Я был схоронен? Дохлая собака лежит в склепе отцов моих, тогда как я вот уж три бесконечных месяца томлюсь в этой мрачной подземной пещере, куда во все это время не проник ко мне ни один солнечный луч, где ни разу не повеял на меня теплый воздух, не навестил меня ни один друг; где только каркают вороны, да воют полночные совы.

Моор. Небо и земля! Но кто ж так поступил с тобою?

Ст. Моор. Не проклинай его! Так поступил со мной родной сын, Франц.

Моор. Франц? Франц? О, вечный хаос!

Ст. Моор. Если ты человек и в тебе человеческое сердце, о, избавитель мой, которого я не знаю, то выслушай про горе отца, изготовленное ему его же собственными сыновьями. Три месяца взываю я об этом немым утесам, но только эхо передразнивает мои жалобы. Если ты человек и в тебе человеческое сердце…

Моор. Такие заклинания в состоянии вызвать и диких зверей из логовищ.

Ст. Моор. Я еще лежал на одре болезни и едва начинал оправляться, когда ко мне привели человека, который объявил мне, будто мой первенец погиб в сражении, причем вручил мне саблю, обагренную его кровью, и передал его последнее прощание и слова, что мое проклятие было причиною его смерти и отчаяния.

Моор (отворачивается от него). Это понятно!