Разбойники

Ст. Моор. Слушай далее! Я обеспамятел от этой вести. Меня, вероятно, сочли умершим, потому что, опомнившись, я лежал уже в гробу, и, как мертвец, был завернут в саван. Я стал стучать в крышку гроба. Она открылась. Была глубокая ночь. Мой сын Франц стоял передо мною. «Как!» вскричал он ужасным голосом: «Так ты вечно хочешь жить?» И в ту же минуту крышка захлопнулась надо мною. Звук этих слов лишил меня всех чувств. Когда я опять пришел в себя, то почувствовал, что гроб подняли и повезли. Наконец гроб был открыт. Он стоял перед входом в этот склеп, мой сын был возле него, и с ним человек, принесший мне окровавленную саблю Карла. Я обнимал колени Франца, и просил, и молил, и молил и обнимал их, и заклинал: мольбы отца не дошли до его сердца! «Пора костям на покой!» отвечал он: «ты довольно пожил!» И меня безжалостно бросили в подземелье, и сам Франц запер его за мною.

Моор. Это невозможно, это немыслимо! Вы, верно, ошиблись!

Ст. Моор. Ошибся, говоришь ты! Слушай далее, только не гневайся! Так пролежал я целые сутки, и ни одна душа не вспомнила обо мне. Давно уже человеческая нога не попирает этих мест, потому что в народе идет молва, будто тени отцов моих гремят цепями в развалинах и в полуночный час поют похоронные песни. Наконец дверь моя отворилась: вот этот человек принес мне хлеба и воды и объявил, что я осужден на голодную смерть, и что он может поплатиться жизнью, если узнают, что он меня кормит. Так жил я все это долгое время, но постоянный холод, спертый воздух и беспредельное горе делали свое дело: мои силы исчезли, тело сохло… Тысячу раз со слезами молил я Бога о смерти; но, видно, мера моего наказания еще не исполнилась, или, может быть, еще какая-нибудь радость ждет меня, что я каким-то чудом все перенес. Но я заслужил это… О, Карл! Карл!.. у него ведь не было еще и седых волос.

Моор. Довольно. Вставайте вы, дубье, вы, ледяные глыбы, ленивые бесчувственные сони] Вставайте! Не хотите? (Стреляет из пистолета над спящими разбойниками).

Разбойники(пробуждаясь). Эй, что там? что там?

Моор. Как, и этот рассказ не прогнал вашей дремоты? О, он в силах пробудить от вечного сна! Посмотрите сюда! посмотрите! Законы природы стали игрушкой, связь природы распалась, древний раздор выпущен на волю: сын убил отца своего.

Разбойники. Что говорит атаман?

Моор. Нет, он не убивал… Это слово слишком мягко… Сын тысячу раз колесовал, жег, резал, пытал своего отца! Нет, и эти слова слишком человечны! От чего самый грех покраснеет, каннибал содрогнется, чего в зонах не выдумали сами дьяволы… Сын – своего собственного отца! О, взгляните сюда, взгляните сюда! Он лишился чувств. В этот склеп сын – своего отца… Холод, нагота, голод, жажда… О, поглядите же, поглядите! – это мой отец!

Разбойники (сбегаю и окружают старика). Отец твой? отец твой?

Швейцер(почтительно подходит и падает перед мим на колени) Отец моего атамана, целую твои ноги! Мой кинжал к твоим услугам.

Моор. Месть, месть, месть за тебя, святотатственно оскорбленный старец! Так разрываю я от-ныне и до-века братский союз! (Разрывает платье свое с верху до низу). Так проклинаю я каждую каплю братской крови пред лицом отверстого неба! Внемлите мне, месяц и звезды! Внемли мне, полуночное небо, ты, взирающее на это злодейство! Внемли мне, трикраты страшный Бог! Ты, восседающий над месяцем, и мстящий и осуждающий над звездами, и пламенеющий над ночью! Здесь становлюсь я на колени, здесь простираю я три перста к небу, здесь клянусь я – и да выплюнет меня природа из границ своих, как зловредную тварь, если я нарушу эту клятву – клянусь не видать дневного света, пока кровь отцеубийцы, пролитая перед этим камнем, не задымится к солнцу! (Встает).

Разбойники. Это дьявольская штука! Вот, говорят, мы негодяи! Нет, такой штуки мы не сумеем выкинуть.

Моор. Да! и клянусь всеми ужасными вздохами тех, что умерли под ножами вашими, тех, что пожрало мое пламя и раздавила моя взорванная башня, мысль об убийстве или грабеже да не прежде взойдет к вам в головы, пока платье ваше до-красна не вымокнет в крови злодея! Вам, верно, никогда еще не снилось, чтоб вы могли стать десницею высших судеб? Нынче, нынче невидимая сила облагородила ремесло наше. Молитесь Тому, Кто даровал вам такой возвышенный жребий! Кто путеводил вас сюда, Кто удостоил вас быть ужасными ангелами Его мрачного судилища! Обнажите головы! Падите во прах и встаньте освященными! (Все становятся на колени).

Швейцер. Атаман, что нам делать?