Разбойники Сахары. Пантеры Алжира. Грабители Эр-Рифа

В зале стояла мебель из черного и красного дерева, инкрустированная перламутром и покрытая чудесными тканями, висели венецианские зеркала в рамах, изукрашенных искусной резьбой; повсюду в художественном беспорядке громоздилось драгоценное оружие, а также стояли гигантские канделябры с разноцветными свечами, красными, желтыми, зелеными. Тут и там живописными группами стояли диванчики с расшитыми подушками, кушетки, покрытые шелком и прекрасными коврами из Персии, Марокко, Смирны.

В центре маленький фонтан из зеленого мрамора, украшенный фигурой тритона, испускал вверх струю, ниспадавшую с тихим шорохом, ласкавшим слух.

Закрыв за собой дверь, Зулейк остановился перед бароном и спросил его в упор:

— Жизнь или смерть? Выбирайте! Ваша судьба в ваших руках.

— Я жду ваших объяснений, — ответил капитан, немного удивленный этими словами.

— Зачем вы приехали сюда, в цитадель ислама и берберов, закрытую для всех христиан?

— Вы и так это знаете, мне не нужно вам объяснять.

— Вы приехали за женщиной, которую я люблю до безумия, ведь так?

— Я приехал за моей невестой, за девушкой, которую вы похитили, совершив бесчестное предательство. Я приехал убить вас, Зулейк Бен-Абад, — ответил барон.

— Значит, вы действительно очень любите графиню ди Сантафьора, раз осмелились прийти сюда, где вас окружают тысячи врагов.

— Конечно, я люблю ее, и больше, чем вы.

— Нет, — ответил мавр с диким рычанием, — нет, синьор ди Сант-Эльмо, нет такого человека, который может любить эту девушку больше, чем я. Ради нее я пожертвовал честью и свободой, только для того, чтобы видеть ее, чтобы спать под ее крышей, чтобы дышать одним с ней воздухом, я, потомок калифов, оставался несчастным рабом, которого все ненавидели и все презирали. Если бы глаза этой девушки не заворожили меня, неужели вы думаете, что я оставался бы три долгих года в замке Сантафьора, я, воин, которому ненавистна сама мысль о рабстве, я, человек настолько же могущественный в моей стране, как вы в своей? И я бы терпел издевательства христиан, играл бы на теорбе, как евнух или как женщина? Десять раз мой отец посылал за мной фелуки. Мой отец страстно желал увидеть меня, но он умер от горя, зная, что я в плену у христианки. Десять раз фелуки тайно бросали якорь возле замка, и десять раз я, Зулейк Бен-Абад, отказывался от свободы, чтобы остаться рабом девушки, которая стала для меня всем: моей родиной, моей жизнью, моим счастьем. И все же бессонными ночами я страдал, вспоминая дворец моих предков, мой Алжир, моих близких, моего отца, оплакивающего печальный жребий, выпавший его сыну, мою сестру. Сердце у меня разрывалось от неуемной жажды свободы, неодолимого желания снова увидеть далекую отчизну! Другой бы убежал, другой, не задумываясь, разорвал бы цепи рабства, а я из-за чудовищной страсти, сжигавшей мне душу, я остался, остался рабом просто из страха, что не увижу больше эту девушку, без которой жизнь моя стала бы сплошным страданием, прервать которое могла бы только моя смерть.

— И вы похитили эту девушку, — сказал барон мрачно.

— А христиане похитили меня, — сказал Зулейк. — Да и вы на моем месте поступили бы так же, если бы знали, что ваша возлюбленная станет женой другого.

— Вы знали, что я вот-вот должен приехать в замок?

— Да, господин барон, и, чтобы помешать вам завладеть графиней, я ускорил события. С нашей стороны все было готово, чтобы освободить меня из рабства, уже целый месяц галеры в открытом море ждали моих приказов. Каждую ночь я обменивался сигналами с фелукой.

— Кто предупредил вас, что мой корабль находится у берегов Сардинии?

— Рыбак.

— И вы полагали, что графиня согласится стать вашей женой?

— Я бы заставил ее.

— Женой неверного!

— А если бы я отказался от веры моих отцов? — спросил Зулейк. — Я на все способен, лишь бы получить сердце графини ди Сантафьора.

Барон посмотрел на него со страхом. Страсть, которая сжигала сердце этого человека, пугала его.

— Вы, потомок калифов, стали бы ренегатом! — воскликнул он.

— Я бы сделал это без колебаний.

— К счастью, эта женщина никогда не станет вашей, — сказал барон.

Словно темная молния пронеслась по лицу мавра.

— Кто же мне помешает? — спросил он.

— Я!

— Кажется, вы забыли, что мы в Алжире, — ответил Зулейк с иронией. — И кажется, вы забыли и то, что вы христианин, которого я завтра или даже через час могу отдать в руки палача, который, несомненно, вас не пощадит, синьор ди Сант-Эльмо. И что будет тогда с моим соперником?

Барон вздрогнул и побледнел:

— Вы и на это способны?

— И еще на многое другое, — ответил Зулейк, и в голосе его прозвучала жестокость. — Когда появляется препятствие, которое не позволяет достичь счастья, предела мечтаний долгих лет, Бен-Абад обычно сметает его со своего пути.

— Что вы хотите сделать со мной, ведь я как раз и представляю собой такое препятствие?

— От вас зависит, спасете вы свою жизнь или погибнете.

— Я не понимаю вас, — сказал барон, стирая холодный пот со лба.