С полминуты вода со страшным шумом лилась сквозь щель, переворачивая все вверх дном, потом корабль качнуло, и вода ушла, забрав с собой мешки с провизией и повалив молодых людей.
— Я еще жив или уже утонул? — спросил Карминильо, державший цыганку за талию.
— Если болтаешь, значит твои легкие работают, — ответил Педро, мокрый до нитки.
— На палубу, друзья! — закричал Карминильо. — Там теперь безопаснее.
— Чтобы нас смыло за борт, сеньор? — фыркнул Янко.
— Не хочешь — оставайся здесь, дело твое, — ответил студент. — Правда, позволь тебя предупредить, что морская вода не только соленая, но и горькая.
— Я остаюсь, — решил цыган.
— А мы уходим, — заявили студенты.
— Замора останется со мной.
— Это еще почему? — возмутилась девушка. — Я сама себе хозяйка.
Тем временем студенты поднялись по трапу на палубу.
— Барон вверил твою судьбу в мои руки!
— Барона здесь нет. Никто ему не донесет о моем своеволии, Янко.
— Нет! Мы никогда не расстанемся, Замора! — вскричал юноша. — Я люблю тебя. Если мне суждено умереть, я умру в твоих объятиях.
— Не беспокойся обо мне, Янко, — ответила цыганка, уже начавшая терять терпение. — Я не говорила, что тебя люблю.
— Все потому, что ты отдала сердце этому Карминильо.
— Вовсе нет! Ты ошибаешься.
В глазах Янко сверкнула дикая ненависть.
— Что с тобой? — спросила Замора, внимательно следившая за юношей.
— Ничего. В один прекрасный день узнаешь, — сквозь зубы процедил Янко.
Рев новой накатывающей волны заставил цыган птицами взлететь по трапу, чтобы не захлебнуться.
Карминильо и Педро уже находились на шканцах и о чем-то оживленно спорили. Шторм не утихал, однако хольк не двигался. Судя по всему, крепко застрял между прибрежными рифами.
На палубе царил хаос. Фок-мачта сломалась, от бушприта остались одни воспоминания. Наружные переборки превратились в щепу, повсюду валялись обломки и обрывки.
В трех милях к западу стеной возвышалось величественное побережье Эр-Рифа: в отвесных скалах не было заметно ни бухты, ни грота, лишь у самой линии прибоя виднелся широкий пологий откос. Волны с пушечным рокотом бились о несокрушимую преграду, рассыпая брызги во все стороны.
— Господа, — сказал Педро, — наше путешествие подошло к концу.
— Неужели хольк налетел на мель? — спросил Карминильо. — Жаль, лучше бы нас выбросило на берег. Там мы хотя бы смогли поиграть на гитарах. Согласен, Педро?
— Да, прежде чем нас унесло бы первой набежавшей волной. Не видишь, что там творится?
— Море разбушевалось не на шутку.
— Что же нас ждет? Замора, конечно, пообещала, что мы не утонем, но, по-моему, она ошибается. Как можно верить цыганским гаданиям?
— Мы не умрем, сеньор Педро, — упрямо повторила девушка.
— Скажешь, нас хранит какой-нибудь цыганский бог? Было бы неплохо. Да что там! Я бы с удовольствием сыграл ему все самое лучшее из своего репертуара.
— Я должна найти талисман.
— Так вот почему мы приплыли в Эр-Риф? — спросил Педро. — Ты веришь во все это, Карминильо?
— Случается, что и цыганки угадывают правду, — ответил тот. — Сдается мне, наше положение отчаянное. Если шторм вскоре не стихнет, на хольке не останется ни целой доски, ни ящика с оружием. Отличную сделку заключил капитан Лизар! Вот и занимайся после этого контрабандой.
— Ну, когда ты мертв и сожран акулами, такие мелочи уже не существенны.
— Теперь хозяева груза — мы, — заключил Янко.
— Я, с твоего позволения, отказываюсь от такого счастья, — провозгласил Педро. — В жизни не занимался контрабандой и с маврами не знаюсь… Ого!
Хольк, до этой минуты остававшийся крепко зажатым между двумя скалами, не выдержал напора волны, дернулся, повернулся и приподнялся.
— Мы плывем! Плывем! — закричали оба студента.
— Я же вам говорила, что смерть в пучине не про нас? А в один прекрасный день я отыщу талисман, — обрадовалась цыганка.
— До Эр-Рифа-то мы пока не добрались, — заметил Янко, — и талисман далеко.
— Мы все равно его найдем, — ответил Карминильо.
— А какое вам дело до всего этого, сеньор? Испанских студентов не касаются цыганские талисманы.
— Ты меня утомил, парень. Еще немного, и придется задать тебе трепку.
— Мне?! — возопил юноша, отпрыгнул назад и выхватил у Заморы наваху.
— Прекрати! — прикрикнул на него Педро, поднимая винтовку. — Не ко времени эти твои эскапады!
— Отдай нож! — Замора без страха двинулась на Янко.
— Он мой!
— Отдай, кому сказала!
Промедлив секунду-другую, Янко швырнул наваху на палубу, из его глаз потекли слезы.
— Так-то, волчонок из Сьерра-де-Гвадаррама, и на тебя управа нашлась, — заключил Педро, тем не менее не сводя глаз с цыгана.
Он отлично знал, что цыгане, особенно испанские, — крайне мстительны и склонны к предательству.
— Друзья, — вскричал Карминильо, — все к румпелю! Попытаемся добраться до берега на этом корыте!
— Которое вот-вот развалится, — добавил Янко.
— Что было бы весьма печально, дружище. Ну же! Хватайтесь!
Оба студента и цыганка бросились к румпелю. Янко же уцепился за обрывок каната, свисающего с грот-мачты, чтобы его не унесло за борт перехлестывающими через палубу волнами.