Но есть истина, которая доходит до богатых в том же возрасте, что и до любого другого человека: невозможно получить все. Обязательно останется что-то недоступное – и именно это спасает от сумасшествия. Наличие нереализованных желаний, к которым можно стремиться. Потому я отстранился и заговорил как ни в чем не бывало, спокойно и почти холодно. Как будто не она секунду назад судорожно дышала прямо в меня и не обесценивала этим фактом все, что происходило со мной раньше.
– Я понял, зачем мне тебя подарили, Октябрина.
– Кто подарил? – удивилась она. Слегка покрасневшая от смущения. Она так же выглядела, когда нас участковый застукал. Для нее одно и то же, или в оттенках красного надо научиться угадывать подтона?
– Зеленые тролли. То есть главного ты не услышала?
Она все-таки позволила себе любопытство, а то бесила:
– И зачем же меня тебе подарили?
– Чтобы ты меня разбудила.
– А, это запросто! К какой дате надо успеть?
– Я бы сказал – к понедельнику, но я трудный. Давай к августу.
– Да не проблема. Если ты только снова все не перепутал. Может, это ты должен разбудить меня?
– Сомневаюсь, – усмехнулся. – Не знаю никого, кто выглядел бы живее тебя. А ты знаешь кого-нибудь, кто выглядел бы более сонным, чем я?
– Вот тут ты прав, дохлятина. Отвезешь? Хоть что-то ты делаешь хорошо – водишь машину!
Я высадил ее недалеко от знакомого дома, не стал навязываться в провожатые, раз после первого предложения отказалась. Она может пока не хотеть афишировать, где точно живет. И номер, который она накарябала в блокноте, тоже может оказаться не ее. Но я не спешил проверять, оставляя ей право на тайну. Мне тоже предстоит ей многое о себе рассказать до того, как делать какие-то выводы о том, что будет дальше. Ее подъезд по уровню секретности и рядом не лежал. Я почти час сидел в машине в полудреме в идиотском спальном районе дешевых хрущевок, пялился на серую многоэтажку с тусклыми окнами в стороне, но потом поймал себя на возвращающейся тоске. Она не нужна, если я сам уже захотел очнуться, потому завел машину и поспешил выбраться на освещенную улицу.
Пять
В обед разбудил звонок отца.
– Санек, ты как там? Не страдаешь от холостого одиночества? Слушай, а может, у нас еще поживешь? Не хочу включать гиперопеку, но мы с матерью совсем перестали тебя видеть.
– Заеду на ужин, надоем за час и снова отпустите на свободу, – пообещал я.
– И то хорошо, – он вздохнул. – Как вообще дела?
– Отлично, – я сказал честно и зачем-то решил признаться, а то существование Октябрины было будто тайной, известной только мне: – Я девушку встретил. Кажется, она немного сумасшедшая. Вообще нездоровая на всю голову.
– Ничего себе! Познакомишь? Уверен, она мне понравится.
– О не-ет, поначалу ты будешь от нее в ужасе! – пообещал я со смехом. – Чего только ее хиппи-прикид стоит. Но потом понравится, это точно. Не представляю, чтобы она тебе не понравилась – ты ведь всех людей насквозь видишь.
– Тогда приводи, как только она будет в курсе, что ты в нее по уши втрескался.
– Ничего подобного. Переборщил я про «насквозь».
– Ну и в печку ее.
– В топку, пап. Никто не говорит «в печку».
– Да как скажешь. Только сначала ее нам с матерью представь. Интересно же глянуть, что там за сумасшедший экземпляр. Вместе ее потом в печку и засунем. В общем, ты хотя бы иногда сам звони, а то сердце ноет. Но у тебя даже голос изменился, я рад это слышать. А девочку сразу не пугай восторженными родственниками – мы попытаемся вести себя прилично! – он после подъема сильно сбавил тон: – И не имеет никакого значения, проходной она окажется или последней. Не это главное, лишь бы ты заново не скис. Мы с матерью очень любим тебя, Сашка, знаешь об этом?
– Знаю, пап. Мне пора бежать.
Может, когда-нибудь и приведу Октябрину к ним. Но пока рано об этом думать. У нас же ничего нет. Два раза встречались, один раз целовались. Правда, на фоне мусорных контейнеров – а это уже очень много значит. Поцелуи в самой неподходящей обстановке пустыми не бывают.
Полежал, подумал немного и все же позвонил ей. После четвертого гудка похолодел, весь целиком застыл, но послушал еще четыре и нервно откинул телефон. Не успел даже выматериться в потолок, что Октябрина оставила неверный номер, как она перезвонила и вернула меня в мир дышащих существ:
– Май? Сейчас не могу разговаривать. Я позже тебя наберу!
Потолок моих проклятий так и не дождался – лишь безумной улыбки. Да, набери. Набери меня своими пальцами. По одной цифре, неспешно. Главное, до августа успей. Это почему-то важно. Но надо хоть что-нибудь друг о друге узнать – ну, кроме того, что по химическому составу слюны я понял, что меня не слишком раздражают твои модные вкусы. Начну с того, что скажу, как меня зовут…
Но в течение трех следующих часов она так и не перезвонила. Я решил не навязываться. Стало решительно необходимо, чтобы она хотела меня увидеть не меньше, чем я ее. Но если за несколько дней не шагнет навстречу, тогда я позвоню, конечно. Потому что не выдержу больше той серости, в которой жил с тошнотворного мая до безумной встречи.