Разделенные

– Отдохни здесь, пока транквилизатор не выветрится полностью, – сказала пухленькая дружелюбная женщина, которая принесла ей обед: солонины с капустой и большой стакан имбирной шипучки.

– Сегодня ведь день святого Патрика, – добавляет она. – Так что угощайся, дорогая. Если захочешь добавки – скажи.

Явная попытка задобрить ее. Мираколина ест, но отказывается получать удовольствие от еды.

В комнате полно книг и видеофильмов, но Мираколина не может сдержать смех: в фургоне заготовительного лагеря были только развеселые фильмы для семейного просмотра, вот и здесь сплошная пропаганда. Все книги и фильмы – о несчастных, замученных детях, которым удается подняться над враждебностью и непониманием окружающего мира. И Диккенс тебе, и Сэлинджер – будто у Мираколины Розелли есть что-то общее с Холденом Колфилдом!

Ящики комода полны одежды – всё ярких цветов, всё ее размера. Мираколину охватывает дрожь при мысли, что ее обмерили и приготовили для нее гардероб, пока она была без сознания. Ее белые одежды запачкались, но она не доставит этим людям удовольствия, переодевшись в ту гадость, которую они ей предлагают!

Наконец, к ней приходит лысый мужчина средних лет с планшеткой и именной табличкой, на которой написано просто «Боб».

– Я был уважаемым психиатром, пока не начал выступать против разборки, – рассказывает Боб, официально представившись девочке. – Меня подвергли остракизму, но нет худа без добра, ведь я оказался там, где во мне действительно нуждаются.

Мираколина скрестила руки на груди. Знает она, к чему эти разговоры! «Перепрограммирование» – вот как это называют. Деликатный термин для промывания мозгов.

– Вы были уважаемым, из чего следует, что больше вы не уважаемый, – цедит Мираколина. – И от меня вы уважения не дождетесь.

После быстрой оценки ее психического состояния, к которой она отказывается отнестись серьезно, Боб вздыхает и убирает ручку.

– Думаю со временем ты поймешь, что мы искренне беспокоимся о тебе, – говорит он. – И что наша единственная задача – забота о твоем процветании.

– Я вам не цветок в горшке! – огрызается она, и когда психиатр закрывает за собой дверь, швыряет в нее стакан с выдохшейся шипучкой.

Вскоре Мираколина обнаруживает, что ее дверь незаперта. Очередной подвох? Она выходит и начинает бродить по коридорам. Гнев гневом, но девочка не может подавить любопытство: что же здесь происходит? Скольких детей они лишили возможности сподобиться благодати? Сколько здесь тюремщиков? Каковы ее шансы на побег?

Выясняется, детей здесь много – в спальных палатах и в общих залах, в коридорах, в классах. Дети ремонтируют ветхий замок, наводят порядок, учатся под руководством людей, сильно смахивающих на Боба.

Мираколина забредает в комнату отдыха. Пол здесь просел, ножки бильярдного стола подперты чурбачками, чтобы не перекашивался. К Мираколине направляется девочка. «Джеки», – написано на бэдже.

– Ты, наверно, Мираколина, – говорит Джеки. Мираколина не протягивает ей руки, поэтому Джеки хватает ее сама и крепко жмет. – Знаю, привыкнуть трудновато, но, уверена, мы подружимся.

У Джеки, как и у остальных здешних, вид уготованной в жертву: в облике видны чистота и возвышенность. В одежде ничего белого, но с первого взгляда ясно, кем они когда-то были.

– Тебя прикрепили ко мне? – спрашивает Мираколина.

Джеки смущенно пожимает плечами.

– Ну, вроде того.

– Спасибо за честный ответ, но ты мне не нравишься, и подругой я тебе не стану.

Джеки не дипломированный психиатр, а обычная тринадцатилетка. Мираколина ее обидела и тут же раскаивается. Нельзя превращаться в бессердечную злюку. Она должна быть выше этого.

– Извини меня, пожалуйста. Не ты мне не нравишься, а то, что тебя заставили меня обломать. Если хочешь дружить со мною, давай, но не по заданию.

– Пожалуй, ты права, – отвечает Джеки. – Но, подруга или нет, я должна помочь тебе привыкнуть к нашей жизни, даже если тебе это не нравится.

Взаимопонимание достигнуто, Джеки возвращается к своим приятелям, но продолжает следить за Мираколиной, пока та в комнате.

Здесь и Тимоти, мальчик, которого захватили вместе с Мираколиной, – разговаривает с другим мальчиком, видимо, прикрепленныму к нему. Они ведут себя так, будто уже стали друзьями не разлей вода. Кажется, Тимоти вполне освоился здесь, а поскольку он с самого начала не желал распределенности, для его перепрограммирования потребовалась лишь смена одежды.

– Как ты можешь быть таким… таким неглубоким? – говорит ему Мираколина чуть позже.

– Да называй, как знаешь, – отвечает он и улыбается, словно ему только что подарили щенка. – Но если жить значит быть неглубоким, то черт с ним, я согласен бултыхаться в «лягушатнике»!

Перепрограммировали! Мираколину воротит от этого. Она презирает Тимоти. Как можно так быстро променять свои жизненные убеждения на солонину с капустой?!

Джеки находит ее вечером, после того, как Мираколина удостоверилась, что ее «свобода» кончается у запертой двери крыла, в котором содержатся все бывшие уготованные в жертву.