Разделенный город. Забвение в памяти Афин

Отец тогда не будет похож на сына, ни сын на отца; гость больше не будет дорог хозяину, товарищ товарищу, брат брату, как это было встарь[768].

Тем самым нам напоминают, что если отношение отца к сыну и сына к отцу является асимметричным, то братские узы заключаются в обоюдности – и даже являются в некотором роде ее моделью[769]. Если это так, то как тогда мы должны интерпретировать утверждение Геродота по поводу первых царей Спарты, гласящее, что они, «будучи братьями [adelpheoùs eóntas], всю жизнь враждовали между собой»[770]? Будучи братьями: «хотя они и братья», гласят переводы, но за отсутствием каких-либо противительных маркеров, контекст точно так же позволяет услышать: «потому что они братья»[771]. Обоюдность можно спасти, но лишь при условии, что ей тогда следовало бы придать совершенное иное содержание, нежели philía… Разумеется, решению проблемы не поможет анализ употреблений adelphós во всем произведении Геродота: ибо ссоры и убийства братьев в нем так же часты[772], как и преданность и свидетельства верности[773]; тем не менее следует уточнить, что ссоры и убийства являются уделом царей и тиранов независимо от того, варвары они или нет – хотя мы знаем, что спартанская царская власть считалась несущей метку архаизма, сближавшую Спарту с варварами, – тогда как верность брату разделяют варварские цари и простые граждане Лакедемона.

Братья-друзья, братья-враги: на самом деле, двусмысленность была уже у Гомера, между «призванием» братьев «помогать друг другу» и фоном из братоубийств и убийств в семье; комментируя katà phrētras[774] из II песни «Илиады» (сцена, в которой Агамемнон устраивает смотр ахейской армии, разделенной по органическим принципам), Жан-Луи Перпийу совсем недавно выявил особый закон[775]. Есть братский императив взаимопомощи, эффективный цемент общества, и есть стыдливо стираемая реальность героических братоубийств. Разумеется, нет никакой необходимости возвращаться к самому Гомеру, чтобы убедиться в широкой распространенности этой двусмысленности, в которой можно видеть общегреческую проблему. Важнее другое: от Гомера и вплоть до Аристотеля, разбирающего то, что говорится о том же в его отношении с тем же (привлекает оно его или отталкивает)[776], условия проблемы изменились очень мало. Самое большее, постепенно прокладывает себе дорогу понимание сложности того, как помыслить границу между взаимообоюдностью, в которой выражается «дружба» (philótēs, philía) одного с другим (allēlous), и рефлексивностью[777], которая легко мутирует в смертельное отношение того же к тому же и себя к себе[778]. Идеал как будто состоит в том, чтобы придерживаться обоюдности, видеть в брате не двойника[779], но только лишь самого близкого из близких, которому должно оказывать поддержку и помощь.

Брат, помогающий брату: таков идеал, но в то же самое время это императив, который нельзя нарушать[780]. Это поговорка, ее цитирует Демосфен, но также и Платон в том диалоге о братской связи, каким во многих отношениях является «Государство»[781], а для гомеровских воинов на поле битвы в этом и заключался сам опыт их состояния братьев и героев: природный союзник, брат помогает брату, умирает вместе с ним в бою или переживает его, чтобы отомстить[782]. Если бы не нехватка времени, следовало бы в этой связи перечитать прекрасную страницу, где Геродот рассказывает, как царь Камбис убивает свою сестру-супругу после того, как она разразилась слезами при виде двух щенков, помогавших друг другу против львенка; она скорбела о том, что Камбис не пришел на помощь своему убитому брату, тогда как царь знал, что он и есть убийца: для супруги, которая также была его сестрой, это было приговором[783]. Поистине, в этой истории братьев именно женщина – сестра – была дважды верной закону братства.

Но диссонирующие голоса есть всегда. Они начинают звучать вместе с Гесиодом, который не может не думать о Персе, прототипическом образце плохого брата, когда утверждает:

И даже с братом ты улыбайся, но все при свидетеле делай:
Как подозрительность, так и доверчивость людям приносит погибель[784]

.

Или еще более откровенным образом:

Также не ставь никогда наравне товарища с братом.
Раз же, однако, поставил, то зла ему первым не делай[785]

.