Раздели мою боль

«Со мной говорит не Олег, а кто-то совсем другой. Кажется, такое иногда случается при частичной потере памяти, — растерянно подумал Николай. — Надо будет покопаться в литературе и заодно позвонить в институт неврологии. Ну и денек, сначала монах, затем, вообще, неизвестно кто. И все в одном человеке. Интересно, почему он меня называет по имени? — впрочем, сейчас это не так важно. Надо попытаться его как-то разговорить. Скажу, что попал в аварию и потерял сознание, интересно, что он ответит».

— Тебя на улице подобрали, ты помнишь что-нибудь? — осторожно сообщил он незнакомцу.

Тот напрягся, вспоминая, и утвердительно кивнул:

— Ну конечно, я стоял возле Оперы и вдруг заметил, как по противоположной стороне улицы, вдоль набережной Влтавы идет девушка. Она была так похожа на Натали, — он посмотрел на Николая, — да, та самая Натали, с которой ты когда-то чуть ли не ежедневно переписывался. Мы познакомились с ней осенью 16-го, я потом расскажу. В первый момент я, естественно, остолбенел, ведь после случайной встречи снова, здесь в Праге, она внезапно исчезла, а затем опрометью кинулся через улицу, чтоб ее остановить. И не заметил спешащего извозчика. Тот не успел осадить лошадь, и она на полном скаку задела меня грудью. Я упал, ударился головой и, кажется, потерял сознание, — он ощупал себе голову и наткнулся на шишку, — вот, до сих пор не прошла.

Николай слушал, не веря ушам. Судя по последним словам, мужчина жил в начале прошлого столетия и воображал, что сейчас находится в Праге. Но больше всего смущало, что этот субъект не просто знал его по имени, а принимал за близкого знакомого.

«Нужно аккуратно, чтоб не вызвать агрессии, попытаться узнать, кем этот Олег сейчас себя воображает. Но спрашивать напрямую нельзя, он уверен, что мы давние знакомые, и, следовательно, мне известно, кто он», — подумал Николай.

— Послушай, дружище, — повернулся он к больному, — тебя привезли сюда без документов. Видимо, ты их где-то потерял.

Тот виновато улыбнулся. По напрягшемуся взгляду и дергающимся зрачкам было видно, что он пытается ответить и не знает как.

— Глупость какая-то, я забыл собственную фамилию. На фронте ты звал меня на французский манер — Андре, — он с любопытством повернулся к Николаю, — послушай, а ты сам как здесь очутился? — он виновато потер виски, — прости, я вспомнил: до меня дошел слух, что осенью 16-го ты попал в германский плен. И что, с тех пор не покидал Европу? — Николай осторожно кивнул. — А у меня после лазарета началась не жизнь, а одно сплошное приключение, — признался пациент. — Помнишь, как мы с тобой еще до войны мечтали: окончим университет и отправимся на восток, как Пржевальский? А тут и ждать не пришлось, сама война поспособствовала.

Что творилось под Перемышлем во время Брусиловского прорыва, ты видел собственными глазами. Сколько там наших полегло! Слава Богу, и крепость отстояли, и австрияки раз, и навсегда усвоили, что значит русский солдат. Я тогда дешево отделался, всего лишь в руку ранило. Рана казалась пустяковая, помнишь, ты ее перевязал, и я в строю остался. Но вдруг она распухла, и начала гноиться. И ты тогда настоял, чтоб меня в госпиталь отправили, и строго наказал: ни в коем случае на ампутацию не соглашаться, только если гангрена случится. И, ведь, спасли руку: какой-то пожилой хирург, в пенсне и с бородкой клинышком, как Антон Павлович Чехов, постарался.

Заживала рана медленно, рука слушалась плохо, поэтому ни о каком фронте не могло быть и речи. В тыл возвращаться не хотелось. Я стал размышлять, чем бы заняться, и тут в госпитале, когда Георгиевский крест вручали, генерал неожиданно спросил:

— Это правда, что вы в университете на кафедре Константина Александровича обучались? — Я удивленно кивнул: откуда, мол, строевому генералу имя нашего профессора известно? А он, заметив это, пояснил, — мы с вашим профессором — кузены по материнской линии. — Вы какими языками владеете?

— Свободно английским и немецким, ваше высокопревосходительство, и еще фарси самостоятельно изучал, — отвечаю.

— Вот и прекрасно, — отвечает генерал, — отправитесь с экспедицией в Персию, заодно и руку подлечите. Согласны?

— Лучше бы где-нибудь при штабе. Я на фронте остаться хочу, — отвечаю.

А он головой покачал и говорит:

— Что ж, вы думаете, Россия век воевать будет? Когда немцев победим, Ближний Восток необходимо осваивать, чтоб тамошнему английскому влиянию провести границу…

«Наверно, хватит на сегодня, он устал», — подумал Николай, заметив, пациент прикрыл глаза.

Но Андре после паузы продолжил повествование:

— Вернулся я в Россию уже в середине осени, отчитался в военном ведомстве и в ожидании нового назначения стал слоняться по Петрограду. Город бурлит, бесконечные демонстрации, все Распутина с царицей проклинают. Тут из военного ведомства попросили найти Константина Александровича. Зашел в университет на кафедру: занятия идут через пень-колоду, студенты вместе с преподавателями постоянно митингуют, тоже в политику ударились. Я был в военной форме, но он меня признал и так с усмешечкой спрашивает: