Разглашению не подлежит

Вольф тоже ломал голову над тем, кого рекомендовать курьером. Иногда он советовался с Козловым. Но навязывать ему Шитаренко было рискованно. Самое правильное - хвалить его как физрука школы, отмечать трудолюбие и исполнительность. А вывод пусть делает сам Вольф.

Однажды он спросил:

- Александр Данилович, опять звонил лейтенант Фуксман. Торопит меня с курьером. Кого все же послать?

- Пока не знаю,-ответил Козлов,-не думал.

- А что вы скажете о нашем физруке?

Александр Иванович пожал плечами:

- Физрук он вроде неплохой, я вам уже докладывал. Но справится ли он как курьер?

- Ну а если рекомендовать его? - сказал Вольф.- Вы же ходили с аналогичным заданием.

- К подбору курьера следует отнестись со всей серьезностью,- поучал своего шефа Козлов. - Если вы хотите знать мое мнение о Шитаренко, разрешите мне лучше изучить его.

- Сроки, Меншиков, сроки… Меня же торопят. А вы думаете, штаб абверкоманды не торопят? Еще как! Условия диктует нам фронт. А он, к сожалению, все ближе и ближе. Преследует нас по пятам. Давно ли мы перебрались сюда, в Меве? Где теперь Катынь? Где Борисов с его уютным, почти курортным местечком Печи? Сотни и сотни километров…

Вольф опустил голову, задумался. Козлов смотрел на него и видел только лысину, отороченную по краям рыжим, свалявшимся мехом.

Когда капитан выпрямился, Козлову показалось, что никогда еще этот гитлеровец не был так похож на обезьяну.

- Значит, Шитаренко? - словно очнувшись, сказал Вольф и потянулся к телефону, чтобы доложить о своем решении Фуксману.

Итак, курьером идет Шитаренко.

Еще одна, последняя встреча с ним в поле.

Николай внимательно слушает задание.

- За линию фронта вас доставят на ночном бомбардировщике. Не удивляйтесь, для них курьер ценнее бомбового груза. Вреда он может причинить больше самой мощной фугаски. Сбросив вас, немцы даже подозревать не будут, что эта бомба упадет на их же войска. Не теряйтесь ни при каких обстоятельствах. Нет такого положения, из которого настоящий разведчик не смог бы выпутаться. Пусть это будет вашим девизом. Передайте привет нашим товарищам, спросите, будут ли новые поручения. Скажите, что у «Байкала-шестьдесят» все в порядке.

…Шитаренко отправили сначала в зондерлагерь - там ему сшили обмундирование, подготовили документы. Инструктировал его Фуксман. А потом дорога на аэродром, ночной полет и прыжок на родную землю.

Ждать его возвращения не меньше месяца. Козлов считает дни, а они тянутся медленно-медленно. И в каждый из них все может случиться с Шитаренко. Могут перестараться наши зенитчики. Переходя на обратном пути линию фронта, он может наткнуться на шальную пулю. Одного лишь не должно быть - предательства.

Александр Иванович вспоминает о Шитаренко каждую минуту. Ему очень хочется, чтобы все было в порядке. А еще хочется, чтобы оттуда, с Большой земли, поскорее пришел человек и рассказал, как и что там. Явились ли к чекистам те, кого он направлял с паролем «Байкал-61»? Достаточны ли переданные с ними сведения? Удовлетворены ли в Москве его работой? И все вопросы, вопросы… Как плохо, что между ним и чекистами только односторонняя связь. Обещал майор Терехов прислать человека, видно, помешало что-то. А может, и шел, да не дошел.

Маловато силенок у тебя, Александр Иванович. Активных штыков в твоем подразделении раз-два и обчелся. Галя, ты и ушедший на задание Шитаренко. Была еще Люба - но теперь с ней никакой связи. Галя скучает по ней. Она скучает по хорошим людям, которых здесь нет. Она вместе с тобой огорчается, если что не так, вместе переживает опасности. И ей, пожалуй, тяжелее, чем тебе. Но об этом она ни слова. Никогда.

И тебе, и ей недостает весточек от родных, от знакомых. Первая мысль - живы ли? Будет ли к кому спешить после победы? Будет ли кого обрадовать тем, что до самого конца оставался бойцом? Выстоял несмотря ни на что. Всю войну под огнем. Всю войну в непосредственном соприкосновении с противником. Лицом к лицу. И ни малейшей дистанции. Никакого мертвого пространства.

Но говорить о том, что вернешься, еще рано. Бой продолжается. Чем сильнее удары по немцам на фронте, тем злее они здесь, в тылу.

Вурст долго сдерживался, а вчера пустил в ход кулаки. Правда, орудует он «больше правой рукой - левую покалечили партизаны. Дубасил того самого офицера, что собирался отомстить красным за отца, погибшего под Каховкой. Утром он опоздал в строй, пререкался с зондерфюрером. Хотя и русский, но его не жалко.

Капитан Вольф становится невыносимее с каждым часом. В глаза уже почти не смотрит. Орет, стучит кулаками. Летит из его рта слюна. Как будто только Меншиков виноват в том, что германская армия безостановочно катится на запад.

- Я больше не узнаю вас, Меншиков! Как начальником учебной части я вами недоволен. Мы выпускаем теперь не разведчиков, а черт знает что! Они же как бараны… Большевики будут ловить их голыми руками. Дисциплина в школе на грани развала.

- Но, господин капитан, вы же сами приказали урезать программу.

- Не я приказал! Обстановка!

- Приму меры.