Разглашению не подлежит

Бессонная ночь длинная-предлинная. Не приходит зондерфюрер Вурст, не подкатывает к крыльцу «черный ворон». Храпят на соседних койках шкурники-предатели. Такие же, как и ты, Николай Шитаренко. Что окажет им Родина-мать после того, как и без них, сама скрутит фашистам голову? Что скажет она лично тебе? До чего же ты подлый человек! Как велика вина твоя перед ней! Трусливую душонку свою бережешь, а в это время гибнут миллионы честных, верных, неподкупных. Какова же цена твоей душе? Ломаный грош? И зачем так уж беречь ее, если она у тебя настолько продажная?.. Ты вот перемывал косточки Меншикову, а может, он действительно честный и храбрый. Может, он Герой Советского Союза, а немецкие побрякушки на его груди - просто так, для отвода глаз. Зачем ты нужен ему, такому замечательному, бесстрашному? Второй год в самом .логове зверя, и не где-нибудь, а среди отборных фашистов. Этим палец в рот не клади, с рукой оттяпают. И если он еще жив, значит, умеет работать. Значит, душу в человеке глубоко видит. А в ней, в душе, не всегда то, что на погонах. Проник Меншиков и в твою, до самого дна проник. Хоть ты и трус, а хочется же тебе, Николай, вернуться на Родину. Может, и не покарают. Вина твоя громадная, возражать бесполезно. Но и не ты один виноват. Навалились фрицы со всех сторон, из орудий да из минометов по твоей роте лупят. Бойцы геройские, что и говорить, о них даже теперь плохого не скажешь. Да против одного твоего бойца на том участке было пятеро фашистов. Держались хлопцы как подобает, друзей оплакивать некогда было. А тут, откуда ни возьмись, танки с черными крестами. Ежели бы не эти, а наши подошли, погнали бы оккупантов, хоть их и впятеро больше. А подошли вражеские… Генерал наш, командир дивизии, или просто прошляпил, или в этот момент у него самого под рукой ничего не оказалось. Только роты с того часа больше не существует. Никто не струсил, никто не побежал, да и дрались умело, а вот навалилась сила… Вот и суди теперь, кто виноват. Объясниться-то, пожалуй, разрешат, ведь и подсудимым слово дают…

Светлеет за окном, и в мыслях становится, яснее. Может быть, и в самом деле /прислали к нам этого Меншикова со специальным заданием? Надо же Родине знать, что у немцев в разведке делается, какие у них планы, кого в шпионы берут. Приглядеться к этим людям на месте, возможно, есть такие, что и на свою сторону повернуть не поздно. Вот он и пригляделся к тебе, Шитаренко. А ты дрожишь перед ним, как на старой осине лист, вместо радости столько страху на. себя нагнал. Подойдет сегодня - соглашайся, иначе передумает.

А Меншиков не подошел. Занятия снова были в поле, у того же контрольно-пропускного пункта «Тула». Сам Вольф проверял на КПП документы, нарочно придирался к подписям, к печатям, смотрел, как кто объяснять будет, сумеет ли выкрутиться. Потом беседовал о чем-то с Вурстом и Меншиковым. Втроем и ушли.

Стало быть, ждать еще сутки.

На другой день строй вел в поле фельдфебель, Меншиков молча шагал рядом. Потом вдруг остановился, схватившись за голову: забыл что-то.

- Боец Шитаренко,- вызывает из строя,- ну-ка смотайтесь в канцелярию, к зондерфюреру Унту. Заберите у него образцы советских документов. Я вас тут подожду… Да по-спринтерски. Вы же спортсмен!

Понесся Шитаренко, не чуя под собой ног. Догадался, что дело не в образцах. Прибежал - отдышаться не может.

- Быстро вы,- говорит ему Александр Иванович, а сам улыбается.- Ну, как самочувствие?

- Дурной я, товарищ капитан.

- Это почему самокритика?

- Две ночи глаз не сомкнул… После того разговора.

- Значит, и я дурной? - спрашивает Козлов.

- А вы что, тоже?

- Не спал… Ведь и я живой человек.

Шитаренко краснеет.

- Стыдно мне перед вами. Нерешительный я какой-то.

- Не надумали?

- Да надумал,-он вздохнул.-Словом, согласен.

- Вот и хорошо. Считайте и себя теперь контрразведчиком.

- Так сразу? - вырвалось у Шитаренко.

- Так сразу. Раскачиваться некогда, надо работать. Ко всему присматривайтесь, ко всему прислушивайтесь. И - запоминайте. Это главное. Потом доложите чекистам. Им надо знать, где сейчас школа, сколько обучается в ней агентов, кого из них немцы могут забросить в ближайшее время. Клички еще ни о чем не говорят, дадут другие. А приметы нужно помнить, чтоб потом обрисовать физиономию каждого. Черты лица, цвет волос, глаза, манеру держаться, говорить. Рост, размер обуви, походку… Чтоб, если не явится с повинной, его, гада такого, и по приметам распознали.

- Как много помнить нужно!

- Тренируйте память. Развивайте наблюдательность. Время у вас еще есть.

- Хорошо, постараюсь.

- Мое отношение к вам изменится. Больше буду гонять вас, чаще покрикивать. Не обижайтесь, так надо.

- Это можно, товарищ капитан. На Украине говорят: хоть горшком назови, только в печь не сажай…

«Вот курьер и готов,- подумал Александр Иванович, не ожидавший ранее, что Шитаренко тоже окажется твердым орешком.- Не приглянулся бы немцам другой».