… Выстрел раздался… пуля пролетела мимо [Пушкина, который не стрелял]. Противник уставил глаза на Пушкина, который не переменял своего положения.
"Что? — спросил Пушкин, — довольны ли вы?"
3., вместо ответа и не требуя выстрела, бросился к Пушкину с намерением обнять его, но Пушкин, уклонясь от объятий, сказал: "К чему?., это лишнее" и после этих слов стал удаляться…
Кишинев (в цыганском таборе).
* Цыганочка… так обрадовалась неожиданному подарку, что начала еще предлагать разные вещи приятелям, собираясь их принести из шатра.
"Скажи лучше ей, чтобы она нас поцелуем отблагодарила", — со смехом произнес [Д. Кириенко-Волошинову] всегда готовый на шалость поэт, заглядывая при этом в огненные глаза недурненькой девушки.
Но так как скромный приятель его не решался, как он говорил, оскорбить девушку таким предложением, то Пушкин, ни слова больше не говоря, обнял ее за шею и звонко поцеловал несколько раз, не встретив никакого сопротивления с ее стороны. Мало этого. Едва выйдя из объятий одного товарища, она сама уже в припрыжку подбежала к другому и стала перед ним в выжидательной позе, с самой невинной улыбкой приподняв вверх головку.
"Да целуй же, наконец, мямля, чего хорохоришься? Ужели не понимаешь, что это же, ведь, обидно для девушки? — промолвил Пушкин, с искреннею на этот раз досадой прибавив: — Ну, чурбан же ты, милый мой, самый что ни на есть первый сорт. Тьфу ты бревно какое, ей-богу…"
1821 г.
* Не помню, за что и как между К[еком] и Полторацким][71] устроилась дуэль. К первому секундантом попал я, второй выбрал Пушкина. Ну, известное дело, на нашей временной обязанности лежало назначение условий поединка. Мы съехались с Пушкиным, и трактат начался. Но как понравится вам оборот дела? Александр Сергеевич в разговоре со мною, решительно не могу вам сказать за какие, да и были ли они, "обидные выражения" вызвал на дуэль меня. "Ты шутишь, Пушкин?" Я не мог принять его слова не за шутку. "Нисколько! Драться с тобой я буду, — ну, мне этого хочется, только ты должен обождать. Я уже дерусь с двумя господами; разделавшись с ними — к твоим услугам, Карл Иванович!"
Январь — февраль.
"Как ты здесь?" — спросил Орлов[72] у А. Пушкина, встретясь с ним в Киеве. "
Декабрь.
Леово.
В г. Леово мы въехали к подполковнику Катасанову, командиру казачьего полка… он нас не отпустил, сказав, что через час будет готов обед… Обед состоял только из двух блюд: супа и жаркого, но зато вдоволь прекрасного Донского вина… Прошло, конечно, полчаса времени, что мы оставили Леово, как вдруг Александр Сергеевич разразился ужасным хохотом… он объяснил мне, что суп был из куропаток, с крупно-накрошенным картофелем, а жаркое из курицы. "Я люблю казаков за то, что они своеобразничают и не придерживаются во вкусе общепринятым правилам. У нас, да и у всех, сварили бы суп из курицы, а куропатку бы зажарили, а у них наоборот!" И опять залился хохотом[74].
[Аккерман. На обеде у полковника А. Г. Непенина[75]].
… Непенин спросил меня вполголоса, но так, что Александр Сергеевич мог услышать: "Что это тот Пушкин, который написал —
1821–1822 гг.
Кишинев.
* Пушкину пришлось играть всю ночь и проиграться до копейки. Воротясь с рассветом на свою квартиру, он зашел в бакалейную лавку купца Петрова и потребовал вина. Нужно было заплатить, а денег не было, тогда Пушкин предложил хозяину послать с ним на квартиру приказчика за получением денег.
"Ничего, будет за вами, — сказал хозяин, — вы не захотите нашего".
"Да ведь вы меня не знаете?"
"Как не знаем — вы господин Пушкин".