Читаем Разговоры Пушкина полностью

Известие о кончине императора Александра Павловича и о происходивших вследствие оной колебаний по вопросу о престолонаследии дошло до Михайловского около 10 декабря. Пушкину давно хотелось увидаться с его петербургскими приятелями. Рассчитывая, что при таких важных обстоятельствах не обратят строгого внимания на его непослушание, он решился отправиться туда, но — как быть? В гостинице остановиться нельзя — потребуют паспорта, у великосветских друзей тоже опасно — огласится тайный приезд ссыльного. Он положил заехать сперва на квартиру к Рылееву[131], который вел жизнь не светскую, и от него запастись сведениями. Итак, Пушкин приказывает готовить повозку, а слуге собираться с ним в Питер, сам же едет проститься с тригорскими соседками. Но вот на пути в Тригорское заяц перебегает через дорогу; на возвратном пути из Тригорского в Михайловское — еще заяц! Пушкин в досаде приезжает домой: ему докладывают, что слуга, назначенный с ним ехать, заболел вдруг белою горячкой. — Распоряжение поручается другому. Наконец, повозка заложена, трогаются от подъезда. Глядь! в воротах встречается священник, который шел проститься с отъезжающим барином. Всех этих встреч — не под силу суеверному Пушкину; он возвращается от ворот домой и остается у себя в деревне. "А вот каковы бы были последствия моей поездки, — прибавлял Пушкин. — Я рассчитывал приехать в Петербург поздно вечером, чтобы не огласился слишком скоро мок проезд, и, следовательно, попал бы к Рылееву прямо на совещание 13 декабря. Меня приняли бы с восторгом; вероятно, я забыл бы о Вейсгаупте[132], попал бы с прочими на Сенатскую площадь и не сидел бы теперь с вами, мои милые!"[133]

С. А. Соболевский. Таинставенные приметы в жизни Пушкина. РА 1870, стр. 1386–1387.

Сентябрь — октябрь.

* В Москве на обеде, данном в честь Пушкина, предложено было несколько тем в свернутых бумажках. Мицкевичу[134] по жребию досталась тема: "Смерть константинопольского патриарха, убитого турецкой чернью"… Поэт простоял несколько минут в молчании, сосредоточился, затем стал импровизировать… Пушкин, восхищенный, соскочил с места… и, бегая по комнате, кричал: "Quel genie, quel feu, sacre, que suis-je aupres de lui" [какой гений, какой священный огонь, что я после него], затем обнял Мицкевича и осыпал его поцелуями.

Ф. К. Неслуховский. Мицкевич в России. ИВ 1880, № 5, стр. 30.

Октябрь.

У Полевых[135].

Он был не весел в этот вечер, молчал, когда речь касалась современных событий, почти презрительно отзывался о новом направлении литературы, о новых теориях и, между прочим, сказал:

"Немцы видят в Шекспире чорт знает что, тогда как он просто, без всяких умствований говорил, что было у него на душе, не стесняясь никакой теорией".

Тут он выразительно напомнил о неблагопристойностях, встречаемых у Шекспира и прибавил, что это был гениальный мужичек!

К. А. Полевой. Записки. ИВ 1887, № 5, стр. 292.

[У Пушкина через несколько дней].

… [Пушкин] тотчас начал речь о "Московском Телеграфе", в котором находил множество недостатков, выражаясь об иных подробностях саркастически. Я возражал ему, как умел, и разговор шел довольно запальчиво, когда в комнату вошел г. Шевырев[136]… Вскоре ввалился в комнату М. П. Погодин… Я увидел, что буду лишний в таком обществе, и взялся за шляпу. Провожая меня до дверей и пожимая мне руку, Пушкин сказал: "Sans rancune, je vous en prie!" [He будьте злопамятны, я вас прошу], и захохотал тем простодушным смехом, который памятен всем знавшим его.

К. А. Полевой. Записки. ИВ 1887, № 5, стр. 293.

[Во время коронации].

… Возвращенный из ссылки Пушкин познакомился с польским своим собратом [Мицкевичем]., Они часто видались. Будревич, учитель математики в Тверской гимназии, помнил, как раз Пушкин зазвал сбитенщика и как вся компания пила сбитень, а Пушкин, шутя, говорил: "На что нам чай? Вот наш национальный напиток".

М. А. Максимович по записи П. Б[артенева]. РА 1898, II, стр. 480.

26 октября.

Москва.

[На вечере в честь Пушкина у М. И. Римской-Корсаковой][137]

A souper quelqiTun me nomma. Ce nom, comme une etincelle electrique, agit sur Pouchkinr. Il se leva et accourut a moi en me disant:

"Vous еtes la soeur de Михаил Григоръевич[138], je l'estime, je l'aime et je reclame votre bienveillance. И me parla du regiment de hussard, qui, disait il, avait ete son berceau et mon frere souvent son mentor" [За ужином кто-то назвал меня, и Пушкин вдруг встрепенулся, точно в него ударила электрическая искра. Он встал и, поспешно подойдя ко мне, сказал: "Вы сестра Михаила Григорьевича, я уважаю, люблю его и прошу вашей благосклонности". Он стал говорить о лейб-гусарском полке, который, по словам его, был его колыбелью, а брат мой был для него нередко ментором].

А. Г. Хомутова. Воспоминания о Пушкине. РА 1867, стр. 1066.

26 октября.

Перейти на страницу:

Похожие книги