Размышления и максимы

Все наши заблуждения и разногласия в вопросах нравственных нередко объясняются тем, что мы считаем человека либо воплощением добродетели, либо воплощением порока.

XXXII

Нет, пожалуй, ни одной истины, которая не толкнула бы ложно направленный ум на путь заблуждения.

XXXIII

Правила нравственности, как и люди, меняются с каждым поколением: они подсказаны то добродетелью, то пороком.

XXXIV

Мы не понимаем, сколь притягательны сильные страсти. Нам жаль людей, живущих в вечной тревоге, а они презирают нас за то, что мы не знаем тревог.

XXXV

Мы не любим, когда нас жалеют за совершенные нами ошибки.

XXXVI

Грозы юности всегда чередуются с погожими днями.

XXXVII

Молодые люди плохо знают, что такое красота: им знакома только страсть.

XXXVIII

Женщины и молодые люди умеют ценить лишь тех, к кому питают склонность.

XXXIX

Привычка — все, даже в любви.

XL

Постоянство в страсти встречается редко, искренность — часто. Так было всегда, но люди ставят себе в заслугу то постоянство, то равнодушие — смотря чего требует мода, которая всегда все преувеличивает.

XLI

Разум стыдится склонностей, в которых не смеет признаться.

XLII

Даже наималейшее наслаждение, даруемое нам природой, — это тайна, непостижная уму.

XLIII

Лишь мелкие люди вечно взвешивают, что следует уважать, а что — любить. Человек истинно большой души, не задумываясь, любит все, что достойно уважения.

XLIV

Уважению, как и любви, тоже приходит конец.

XLV

Стоит нам почувствовать, что человеку не за что нас уважать, — и мы начинаем почти что ненавидеть его.

XLVI

Кто нечестен там, где речь идет о наслаждении, тот и в делах лишь прикидывается честным. Если даже наслаждение не делает вас человечнее, значит, вы по натуре жестоки, как зверь.

XLVII

Наслаждение учит государя чувствовать себя просто человеком.

XLVIII

Торгуя честью, не разбогатеешь.

XLIX

Тот, кто требует платы за свою честность, чаще всего продает свою честь.

L

Совесть, честь, душевная чистота, любовь, уважение ближних — всему есть своя иена. Щедрость умножает преимущества, которые дает богатство.

LI

Тот, чья щедрость идет на пользу людям, бережлив в высоком и благородном смысле этого слова.

LII

Люди глупые никогда не поймут умных.

LIII

Глупец всегда убежден, что никто ловчей его не проведет умного человека.

LIV

Мы нередко пренебрегаем теми, над кем природа дает нам известную власть, а ведь именно их нам следует привязать к себе и как бы слить с собой: всех остальных влечет к нам лишь корысть — чувство, самое непостоянное на свете.

LV

Жестче всех тот, кто мягок из корысти.

LVI

Корысть редко приносит успех.

LVII

Только про того можно сказать, что он добился успеха, кто сумел воспользоваться его плодами.

LVIII

Славолюбие народа — порука его великих успехов.

LIX

Людям так мало свойственна добродетель, что даже славолюбие кажется им смешным.

LX

Светская карьера требует усилий. Нужно быть изворотливым и нескучным, нужно уметь интриговать, со всеми ладить, принимать участие во всех забавах и серьезных делах, нравиться женщинам и людям высокопоставленным, хранить свои секреты, целую ночь скучать за столом и метать три кадрили,[101] не вставая со стула, но и это не дает никакой уверенности в успехе. От скольких огорчений и неприятностей избавили бы себя люди, осмелься они добиваться славы лишь с помощью своих достоинств!

LXI

Несколько болванов, усевшись за стол, объявляют: «Где нет нас, нет и хорошего общества». И все им верят.

LXII

Игроки в большем почете, нежели люди умные: они имеют честь представлять людей богатых.

LXIII

Умные люди были бы совсем одиноки, если бы глупцы не причисляли к ним и себя.

LXIV

Нет еще восьми часов утра, а человек уже одет. Он спешит в суд, чтобы послушать речи; в Лувр, чтобы посмотреть новые картины; в театр, чтобы посидеть на репетиции очередной пиесы. Он считает себя судьею в любом деле, и недостает ему обычно всего-навсего — ума и вкуса.

LXV

Нас оскорбляет не столько презрение глупцов, сколько пренебрежение людей умных.

LXVI

Хвалить человека так, что похвала как бы ставит предел его достоинствам, значит наносить ему оскорбление: на свете мало людей, настолько скромных, чтобы не обижаться, когда называют их настоящую цену.

LXVII

Нелегко ценить человека так, как ему хочется.

LXVIII

Пусть человек, не имеющий больших талантов, утешается той же мыслью, что и человек, не имеющий больших чинов: сердцем можно быть выше и тех, и других.

LXIX

В разумности и сумасбродстве, в добродетели и пороке тоже бывают удачники. Самодовольство — еще не признак больших достоинств.

LXX

Ужели душевное спокойствие — лучшее подтверждение добродетели? Оно ведь дается и здоровьем!

LXXI

Стоит ли людям жалеть о счастье, если его не дают ни слава, ни заслуги? Разве мало-мальски мужественная душа согласится на высокое положение в свете, душевное спокойствие или умеренность, если ради них придется пожертвовать пылкостью чувств или принизить полет своего гения?

LXXII

Умеренность в великих людях ограничивает лишь их пороки.

LXXIII

Умеренность в слабых — это посредственность.

LXXIV

Чванливость в слабых — это возвышенность в сильных, равно как сила больных — это неистовство, а здоровых — твердость духа.

LXXV