Размышления о Венере Морской

От этого — к ревущим машинам, к громким пожеланиям спокойной ночи и желтым лучам света от фар, полоснувшим на миг сосны и удаляющимся вместе с шумом двигателей в долину, — переход мгновенный. Но переход этот произошел, видимо, очень поздно. Нам осталось внимать ревущему горному потоку и первому уханью сов. Мы улеглись спать в спальных мешках на балконе, Гидеон и я.

— Над-д-до встать с п-п-петухами! — запинаясь, выкрикнул он таким голосом, каким поднимают бойцов в отчаянную, безнадежную атаку, — и тут же уснул, уткнувшись лицом в руку. Я задул лампы и долго лежал, слушая шелест ветра в соснах и слабый шум машин, пересекающих внизу долину. Дети уже давно спали, и только Петрос все сидел на опустевшем балконе, допивая последний стакан мастики, прежде чем отправиться на боковую.

Со стороны долины над склоном Филеримоса — это я точно помню — взошла и остановилась луна. А поток все струился и струился из сердца горы, и его вода ровно звенела на камнях, прежде чем снова исчезнуть среди мха и кресса в своем подземном русле. Но наш слух уже так привык к ней, что мы бы не поняли, какая наступила тишина, если бы поток внезапно остановился.

Когда я проснулся, уже светало. Гидеон выкатился из спального мешка и лежал на спине, похрапывая, как заводная игрушка; его лицо разгладилось и помолодело, кружок вокруг стеклянного глаза, оставленный моноклем, белел, как шрам.

Чтобы добраться до туалета в дальней части дома, нужно пройти через комнату первого этажа, мебель в которой порадовала бы сюрреалиста. На ее земляном полу я увидел расставленные как попало швейную машинку, несколько вещей в стиле Людовика XV, буфет в стиле «шератон», письменный стол, пишущую машинку и очень красивый рояль. Рояль был побелен. Причина такого изобилия предметов интерьера проста: во время острейшего голода на Родосе крестьяне отказывались продавать овощи за деньги, поскольку боялись скачков цен, а то и того, что итальянскую лиретту заменят какой-нибудь не имеющей ценности оккупационной валютой. Поэтому в обмен на свои овощи они принимали имеющие ценность предметы; и каждое утро можно было видеть выезжающие из города караваны машин, нагруженных мебелью, картинами, пишущими машинками, посудой, бельем и прочими затейливыми вещами. В отдаленных деревнях эти предметы ничего не стоило обменять, и теперь крестьянские дома заставлены ими. Но побеленный рояль? Объяснение Петроса по этому поводу не лишено некоторого благородства:

— Вы знаете, и я знаю, что черный — цвет скорби. Мы не хотим зазывать в дом смерть. Поэтому покрасили рояль в белый цвет.

Когда мы отправились в путь, воздух был еще полон сладостной ночной влаги. Мы шли без отдыха до самого Кремасто, где осмотрели церковь со святым источником и огромными кипарисами и где священник, похожий на изгнанную из своих владений уховертку, торжественно водил нас от иконы к иконе, излагая множество бессмысленных подробностей. Потом мы выпили с ним по стаканчику тягучего ликера в залитом солнцем дворе, вымощенном белейшей галькой и чистейше выметенном двумя старыми женщинами, по виду монахинями. В Кремасто в Успение[62]и на девятый день после него проходит величайший в году праздник, посвященный Панагии. Здесь, как и на Тиносе, святая икона творит ежегодное чудо исцеления, и сюда стекаются толпы приезжих из Турции и с окрестных островов. Вдоль всех четырех сторон монастыря расположены кельи, в которых паломников селят на время праздника. Несмотря на постоянные перебои в сообщении с материком, ожидается большое число верующих, говорит старик. Во время войны здесь все замерло, узкие проливы были заминированы, все голодали. Теперь… здесь мир. Он наклонился и взял руку Гидеона, с чувством стиснув ее обеими ладонями.

— Англия дала нам белый хлеб, — сказал он, кивая старой неухоженной головой.

Мы бодро двинулись дальше по солнечной главной улице городка, заставленной тачками, полными ярких овощей, поскольку в Кремасто находится ближайший к Родосу рынок, и именно здесь крестьяне выгружают свои запасы, если не хотят ехать в столицу, надеясь продать их тут. Стоит ли говорить, что овощной прилавок не требует беспрерывных забот и внимания, остается масса времени, чтобы выпить, поболтать и поиграть в карты — похоже, это и есть основное занятие хозяев прилавков, которые часами сидят в маленьких кафе на главной улице. Здесь мы купили яблок, и это было непросто, поскольку хозяин прилавка был увлечен игрой в триктрак и передал нам через приятеля, что сейчас ему некогда; при этом он сидел неподалеку практически у нас глазах, склонив грубое лицо над игральной доской, и рядом стояла чашка с кофе. Мы вошли в кафе и после долгих пререканий заставили его обслужить нас. Сделал он это с картинным высокомерием.