Размышления о Венере Морской

Мы в хорошем темпе дошли до Вилла Нуова по широкой дороге, поскольку было еще рано. Гидеон добродушно болтал, время от времени умолкая, чтобы перелезть через изгородь и с волнением всмотреться в дорогие ему черты козы или коровы. К полудню мы добрались до лощины между холмами за городом Вилла Нуова, где сквозь мшистое подножие холма пробивается несколько источников, создающих тенистый оазис (я не знаю, как еще это описать), окруженный высокими платанами, образующими некое подобие павильона, в котором стоит маленькая беленая таверна, где нам было предложено передохнуть и перекусить. К тому моменту солнце палило уже достаточно яростно, чтобы мысли Гидеона переключились на сиесту. Никакой еды, кроме пары крутых яиц, не нашлось, и оставалось довольствоваться тем, что мы захватили с собой. Зато нашлось хорошее красное вино, которым щедро наполняли жестяные банки, изначально предназначавшиеся для отмеривания масла. Хозяином таверны был крохотный невзрачный человечек, страдавший чахоткой в последней стадии. Он обслуживал нас проворно и тихо, и немного помедлил, чтобы с гордостью показать превосходный вид, открывавшийся с небольшой земляной террасы, на которой мы сидели. Он действительно стоил того, чтобы внимательно его рассмотреть: на переднем плане заросший шелковицей склон, тающий в яркой синеве моря, а на другой стороне — в фиолетовой дымке гор. То, что открылось нашим взорам, не было видом в строгом смысле слова; он слепил сиянием, танцевал в буром зное, лился в глаза и распределялся по всем пяти чувствам — так свет входит в булавочную дырочку в объективе, но затапливает всю желатиновую поверхность негатива; мы впали в странное глубокое опьянение, чувствуя, как смешиваются во рту вкус вина и пота на губах, и вдыхая весь пейзаж целиком, глубоко-глубоко, как аромат духов.

Вино было ледяным, поскольку кувшин все утро висел на веревке в колодце. Наш хозяин робко подошел к столу и присел посмотреть, как мы едим, и задать все положенные вопросы. Он с достоинством принял хлеб и ягнятину, протянув тонкие лапки, — этот жест был жестом маленького и привередливого зверька, возможно кошки; сходство усиливали тонкие черные усики, довольно мягкие, но с напомаженными и закрученными, как у кота, кончиками. Звали его Панайо-тис Порфирогеннис.

— Но, — добавил он скромно, — все тут зовут меня Пили.

Вы, наверное, уже догадались, что было дальше? Случилось неизбежное. Гидеон, вдохновленный своей собственной прекрасной речью и погодой, выпил больше трех стаканов вина, что придало его лицу оттенок кирпичной пыли и подорвало силы, столь необходимые путешественнику. Делать было нечего, оставалось одно: немного поспать на мшистом берегу под платанами, до тех пор, пока солнце не продвинется к западу. Так мы и поступили и только к четырем почувствовали себя достаточно отдохнувшими и могли снова отправиться в путь.

— Мы не доберемся до Камироса, — стенал Гидеон. — Миллз нас не встретит и будет издеваться надо мной, я знаю. Он клялся, что мы не дойдем до Камироса, если нам на пути попадется таверна.

Однако нам удалось найти прямой путь через долину Калаварда, с ее длинными аккуратными рядами виноградников и сотнями железных мельниц, ввезенных итальянцами, чтобы качать воду из артезианских скважин. Несмотря на то, что на каждом из этих довольно-таки грубых устройств стояло клеймо «Сделано в Чикаго», в зеленоватом дневном свете они выглядели очень поэтично, мед ленно вращая металлическими лопастями под северным ветром. Здешние дороги тоже очень тенисты, и повсюду слышался шум воды, бегущей по оросительным каналам к выжженной красной почве. На некоторых водяных колесах выстроили свои причудливые и небрежные гнезда аисты, и, проходя мимо, мы слышали их надтреснутые голоса, смешивающиеся с журчанием струй и шелестом ветра в серебристо-серых оливах, купы которых простирались до покатыххолмов.

Мы прошли через пару грязных разрушенных деревень — Гидеон всякий раз с религиозным пылом отворачивался, завидев слово «Kapheneion» (кофейня), написанное на стене или выбитое на каком-нибудь не-уклюжем указателе. К тому моменту, когда на своей похожей на шершня машинке примчался Миллз, у нас было достаточно поводов гордиться собой, поскольку мы одолели большую часть пути до Калаварды. К удивлению и облегчению Гидеона, Миллз был исполнен восхищения нашей доблестью. Он забрал матрасы и спальные мешки и предложил двигаться дальше, в Камирос. Поскольку для нас в крохотной машинке места не было (на двух сиденьях, похожих на рюмки для яиц, едва помещались Хлоя и он сам), он с ревом помчался дальше по пыльной дороге, а мы так и остались в русле пересохшей реки, сидели среди густых олеандров и дожидались Хойла и Э. Гидеон, которому стало гораздо легче от восхищенных похвал Миллза, почувствовал желание немного прихвастнуть, и оно его не покинуло, когда появился старый мерседес Хойла. Хойл, однако, был удивлен, что видит нас так рано.

— Как? — сказал он. — Мне показалось, вы собирались пойти пешком?