Итак, ты видишь, что созерцатель должен бросить все: все занятия и телесные упражнения. Справедливо считается, что они не дают нам освободить ум, и потому несовместимы с созерцанием. Они – одна из главных помех для созерцателя. Они мешают ему по-разному: не только когда он занимается ими, но и потом. Они внушают уму беспокойство и тревогу: что я сделал, что сделал не так и что мне еще надо сделать. Кроме того, они оставляют в уме образы и воображаемые представления, которые сильно мешают созерцающему.
Глава LVI. О четырех помехах созерцанию
Посмотрим теперь, что мешает созерцанию. Таких помех четыре, и Бернард в двадцать третьей беседе на Песнь Песней говорит о них следующее: «Если кому из нас случится в какой-то час быть восхищену в тайну созерцания так высоко, и проникнуть в святилище Божие и спрятаться там так глубоко, что никто не сможет до нас докричаться и ничто не сможет нас смутить – ни ощущение бессмысленности и бессилия[257]
, ни остро колющая забота, ни гложущая вина, ни то, что отвлекает нас еще настоятельнее и от чего еще труднее отделаться: врывающиеся в наш ум фантазмы телесных образов, – тогда он сможет, вернувшись к нам, похвалиться и сказать: «Итак, первое препятствие – бесчувствие и бессилие. Это ощущение идет от тела. Дело в том, что душа настолько тесно связана с телом, что в какой-то своей части ощущает собственную несостоятельность и действительно неспособна воспринимать некоторые важные для нее вещи, и потому не получает удовольствия от созерцания[259]
.Так что во время немощи нет места созерцанию, разве что Бог дарует его нам особой благодатью. Похожим образом могут действовать также сильный голод, или жажда, или холод, или другие телесные помехи.
Вторая помеха – колющая забота, то есть тревога о наших заботах и занятиях. Но об этом тебе должно быть все ясно из авторитетных высказываний, приведенных в предыдущей главе. В пятой беседе на Успение Госпожи Бернард еще подробнее рассказывает о помехах созерцанию и между прочим говорит, что как пыль и песок, попав в телесные глаза, мешают им видеть, так забота о земных делах засоряет глаза души и не дает ей созерцать истинный свет.
Третья помеха – гложущая вина, то есть грех. Он препятствует созерцанию двумя способами: во-первых, когда грех есть в душе. Во-вторых, когда грех был, но уже уничтожен покаянием и исповедью, однако душа о нем вспоминает. Так вот, созерцанию мешает и то и другое. Как темнота препятствует телесному зрению, так грех, находясь в душе, делает ее темной и оттого слепой. Ибо для созерцания нужна душа чистая и прекрасная, а темная душа ничего видеть не может. И как кровь или гной, затекая в глаз, нарушают зрение, так и грех, возвращаемый памятью, затекает в душу и мешает умозрению. Поэтому в то время, когда ты собираешься предаться созерцанию, не думай о грехах. Вообще-то мы должны во всякое время помнить, что мы грешники, за исключением того времени, когда хотим созер цать: тогда нам ни в коем случае не следует останавливаться мыслью на каком-то или каких-то грехах[260]
.Бернард говорит на этот счет в пятьдесят седьмой беседе на Песнь Песней так: «Созерцающую Марию мы почитаем в числе тех, кто после долгих собственных трудов и при содействии Божьей благодати смогли достичь лучшего и более радостного состояния. Словно заранее получив помилование, они теперь не озабочены постоянным разглядыванием внутри себя горестных картин своих грехов, но
Четвертая помеха – воображаемые представления телесных вещей[262]
. Преодолеть ее труднее всего. Именно из-за нее созерцателю рекомендуется одиночество. Он должен быть нем, глух и слеп: смотреть и не видеть, слышать и не понимать, беседой не развлекаться, то есть отвлечься от всего преходящего и соединиться с одним только Богом. Если он будет слышать, видеть и разговаривать, это замедлит или остановит его восхождение, так что всего этого он должен избегать, насколько возможно. Если какая-то необходимость вынудит его оторваться от созерцания, он, возвращаясь, не должен приносить с собой образы, которые без спроса входят в нашу душу через окна пяти чувств.