Она заставила себя подняться, доковылять до двери. В коридоре придерживалась за стены, на трапе — за поручень. А пока добралась до рубки, научилась балансировать не хуже канатной плясуньи. Никто не должен был даже заподозрить ее в слабости. Она втиснулась в уголок, для устойчивости прижалась боком к локатору. Металлический холод как-то успокоил ее. А может быть, присутствие капитана? За стеклами бушевало море, волны стремились обогнать судно, куснуть за икры, как собаки прохожего на полевой дороге.
Ансис Берзиньш, наверное, перед тем отдыхал — не успел обуться и стоял в тапочках на босу ногу, вжавшись лбом в тубус локатора. Еще несколько мгновений назад люди суетились, перебрасывались тревожными фразами. Видимо, само присутствие капитана действительно успокоило их. Ивета и все остальные, кто был тут, словно освободились от тяжкого бремени, и шторм уже не казался столь опасным.
Команды подавались размеренным, будничным голосом, но ясно чувствовалось: посмей только усомниться, возразить, замешкаться с выполнением... Вахтенный штурман все угадывал с полуслова. Подходили и другие, получали приказания, исчезали. Капитан был точкой, где начинались и кончались все пути, магнитом, притягивавшим людей. Он казался безмятежным, словно стоял на мостике над веселой речкой и, опершись на перила, глазел на рыболовов.
Не отрывая глаз, Ивета смотрела на капитана. Великолепное спокойствие. Но какой ценой оно далось? Вряд ли дешевой. Точность распоряжений. Мгновенность реакции. Вот что надо изучать! Но при чем тут социология? Чистая психиатрия. Для отца здесь хватило бы работы. Сложнейшая ситуация, а мозг работает как часы: Ясность, четкость, быстрота. Несколько слов матросу у штурвала. Гигант поворачивается. Сантиметр за сантиметром.
— Лево руль, еще лево... Так держать!
— Есть, так держать!
Человек растет, растет, растет...
И автору хочется, чтобы Ивета это осознала. И начала бы понимать, что за удивительный человек оказался рядом с ней. Глаза ее долго оставались незрячими. И вот, кажется, прозрели. И капитан Берзиньш растет, растет, растет и в ее глазах. Совместные разговоры на мостике не могли не принести плодов. И аналитический ум Иветы должен понять, как глубок, необычен этот человек, — словно само море; что его спокойствие идет от добровольно взятой на себя ответственности, которая является неотъемлемой частью профессии. Может быть, он потому так уравновешен, что сознает эту ответственность и с достоинством выполняет долг — отвечать за всё.
Как поведут себя в дальнейшем Ивета и Ансис, два свободных человека?
Они вернутся в свои каюты, оденутся потеплее, ровно в полночь выпьют по глотку горячего кофе из огромного термоса и долго будут вместе на мостике. Шторм уляжется, моряки станут, посмеиваясь, утверждать, что шторма-то вовсе и не было, потому что стулья, мол, не танцевали. У Иветы еще будет кружиться голова и ноги — как ватные, как с похмелья. И она с сердитым недоумением подумает: «Что же это такое, если даже я в какой-то миг могу оказаться просто слабой женщиной?» Но главным, что будет мучить ее, окажется чувство неловкости оттого, что здесь, на судне, сильнейшим является капитан, которому незнакома слабость. И ей захочется коснуться руки сильного человека и больше не уходить с мостика. А вдалеке, словно заговорщики, будут перемигиваться синие и красные огоньки. Большие и малые маяки, близкие и далекие, начнут соревноваться, и в отблесках их огней видно станет, что волны несутся, не отставая от судна.
Но так же стремительно неслось и время. Куда только девались умные вопросы Иветы! Казалось невозможным прервать молчание Берзиньша. Но это сделал он сам.
— Между Англией, Голландией, Бельгией, в южной части моря — полно всякого хлама. Что только не плавает в воде!
— Здесь и я могла бы бросить спичку, — засмеялась Ивета.
— Но не с моего судна.
Море напоминало теперь освещенное шоссе, по которому во всех направлениях спешили корабли. Берзиньш, похоже, знал название каждого из них. Или ему кто-то тайком подсказывал? Там были Королевы и Принцы, Полководцы, Политики, Боги, Великие Моряки и Любимые Женщины.
— Даже самый крохотный кораблик трогает сердце моряка, — проговорил капитан. — Но на некоторых красавцев зло берет. Тут, между Англией и Францией, двустороннее движение. И сколько же нарушителей! Латиноамериканцы, киприоты, итальянцы, попадающие сюда впервые, идут, как бог на душу положит, словно после хорошей выпивки...
— Разве здесь нет своей автоинспекции?
— Есть. Морская наблюдательная служба — патрульные катера, даже вертолеты, радары. Задерживают, сообщают министерствам иностранных дел.
Поверхность воды еще оставалась неровной, но судно, кажется, шло уже снова с обычной скоростью.
— Франция, Франция, когда же покажутся твои берега? — вопросила Ивета одновременно Францию и капитана.