Разные годы жизни

Ивета не видела ничего, кроме моря, которое как бы парило. Белые, легкие пряди поднимались вверх, словно пух одуванчиков, и растворялись, таяли от солнечного тепла. Море казалось совершенно спокойным, движение воды было едва заметно. «Так дышит здоровый человек, — подумала Ивета, — словно вдыхает и полно, глубоко выдыхает». Она недоуменно качнула головой в ответ.

— Там — видите светлое пятно?

— Не-ет...

— Это пиратская каравелла. На этот раз — с белыми парусами. Нас могут взять на абордаж. Мне пора.

Она поверила. И не испугалась. Возникло острое желание пережить что-то необычное. Мгновением позже она поняла, что это игра, и приняла ее, отвечая таким же шепотом и делая такое же загадочное лицо, какое было у Берзиньша. Еще мгновение — и оба расхохотались, громко и непринужденно.

— Это от недостатка романтики, — сказал капитан. — Наш дом на острове Кундзиньсала — с башенкой. Мама сидела там, наверху, с биноклем и, ожидая отца, сочиняла про всякие морские приключения. Я тоже любил забираться туда, особенно в паводок, когда вся окрестность казалась наполненной чудесами. Да, у каждого свои воспоминания...

— У каждого поколения — свои. И никто не в силах отнять их. Моему поколению пришлось рано обрести самостоятельность. При этом многое было потеряно. Может быть, и умение быть молодыми, увлекающимися...

Вошел радист и протянул капитану листок.

— Это я и так чувствую, — сказал капитан. — Мой ревматизм всегда расходится к перемене погоды и шторму. Как это объяснить, доктор, — вы лучше знаете. Вообще-то старые моряки говорят так: «Если ты проснулся утром и у тебя ничего не болит, значит, ты умер!»

Он так и не присел больше. Поднялась и Ивета. Словно по уговору, оба вышли через рубку на мостик. Но море оставалось спокойным, ничто не указывало на приближение непогоды. Ивета помедлила в поисках сравнения. Наверное, такой покой охватывает женщину после бурной ночи, когда все отдано любви.

— Нам действительно что-то грозит?

— Что, испугались? — В вопросе чувствовалась усмешка.

Капитан вглядывался в экран локатора. Ивета не знала, куда девать себя. Этим людям она совершенно не нужна, наверно даже мешала им в минуты, когда надо было готовиться к чему-то серьезному. А все разговоры о том, что судно их совершенно надежно, — пустая похвальба?

За широкими стеклами зашевелилось что-то, напоминавшее кружева. Чья-то сильная рука усердно рвала завесу из этих кружев. Корпус судна задрожал: заработал двигатель. Судно рванулось вперед, стремясь вырваться из темноты. Первые сотни метров оно двигалось с трудом, обрывки кружев еще цеплялись за мачту и оседали на контейнерах, но с каждым последующим оборотом винта оно все больше набирало скорость, и скорость эта победила туман. Темные пятна на левом берегу оказались далекими небоскребами Копенгагена, совсем близко от канала открылись здания нового аэропорта. Из дымки все быстрее высвобождались деревья, белые домики с красными черепичными крышами напоминали крупные ягоды земляники на лесной поляне.

Ивета не знала, на что глядеть. Слишком много интересного было кругом. Маленький островок с толстыми стволами ракет, угрожавших шведскому берегу, и этот мирный берег, со светлыми новыми зданиями. Затем на датском берегу, около самой воды, показался замок с башенками, обитыми зеленой жестью.

— Говорят, это замок Гамлета, — заговорил совсем юный черноволосый офицер. — Разрешите представиться: третий штурман Петровский. Здесь, как говорится, можно просто перескочить из Дании в Швецию, из Хельсингера в Хельсингфорс.

Капитан стоял неподвижно, держа руку на пульте дистанционного управления. Левой рукой он время от времени поднимал к глазам бинокль.

Ивета шагнула в его сторону. Показалось ли ей, или капитан на самом деле притворил стеклянную дверь, так что они оказались разделенными прозрачной стеной? Мимо навигационных устройств, мимо вахтенного матроса она прошла еще немного вперед к длинному столу, на котором лежали карты. Здесь, в чуждой среде, ее самоуверенность и ощущение превосходства над всеми, у кого не было ни ученых степеней, ни надежной, обеспеченной жизни, исчезали с опасной быстротой. Штурман Петровский отвлек ее от этих мыслей, предложив проследить за путем судна по карте.

— Пройдем Зунд, на этом сэкономим шесть часов хода, так на сто миль короче, — словно первокласснице, пояснил он. — И выйдем в Каттегат.

— Вы уже заполнили анкеты? — прервала его Ивета.

— К сожалению, совсем не оставалось времени.

— Вы тут, на судне, относитесь к социологии несерьезно. Но ведь все это делается для вашего же блага.

— Да где там! Настоящее благо зависит только от пароходства.

— Мы дадим свои рекомендации.

— Спасибо. Но обстоятельства не всегда позволяют прислушиваться к ним. Социология, конечно, вещь не вредная, даже нужная. Но не в ваших, социологов, силах устранить вибрацию, запретить обшивать каюты пластиком, и все такое прочее. Но не лучше ли вам выйти на мостик? Слева приближается красивый островок.